Сплошной разврат

— Не факт. История с фотографиями показывает, что он коварен и умен. Мысль первая, примитивная: он хочет сделать вид, что у него тоже есть кое-что из архива Григорчук. Спрашивается — зачем? Чтобы шантажировать Иратова? Но Иратов прекрасно знает, что ни в чем таком, что изображено на снимках, не замешан. Далее — любая экспертиза покажет, что это подделки, монтаж и т. д. И Трошкин не мог не допереть до простой мысли, что фотографии должны быть выполнены в одном ключе. Неизбежно возникает мысль вторая, более здравая и глубокая: он специально не берет за образец те снимки, которые ему прислали. Скорее всего, он делает это для нас. Он же знает, что Дуня ходит к нам как на работу и понимает, что она донесет нам о его фотографиях. Он подсовывает нам идейку, что архива Григорчук у него нет и, следовательно, он ни в чем не виноват — в квартиру к ней не лазал и саму ее пальцем, то есть подушкой, не трогал.

— А кто шантажирует его самого? Кто шлет ему настоящие фотографии?

— Сам себе и шлет. И безопасно, и эффективно. Он же не станет обнародовать компромат на себя любимого. Что делает, гад! — с восхищением и уважением воскликнул Гоша. — Аккуратненько подсунул Ценз конвертик — смотри, мол, Таня, как меня взяли в оборот. Таня клюнула, чего и требовалось добиться. Разве не так?

— По-моему, ты его переоцениваешь, — с сомнением сказал Василий. — Не так он умен и изощрен.

— Возможно. Но если я прав, то Трошкина надо переводить в почетный разряд главных подозреваемых.

— Знаешь, Гошечка, меня все чаше посещает одна неприятная мысль…

— Одна? Счастливый. Впрочем, это ведь твоя суточная норма.

— Нет, правда, мы все глубже зарываемся в их предвыборные интриги, в развратные журналистские дебри, обрастаем порнографической документацией, все очень увлекательно и познавательно, вот только к убийству все это может не иметь никакого отношения.

— А я уверен, что имеет, — сказал Гоша. — Вот хоть тресни, а имеет.

Василий как будто не расслышал следователя:

— Симкина ненавидит Резвушкину и Григорчук, Ценз ненавидит Григорчук, Трошкин подсиживает Иратова, Иратов шантажирует Трошкина или Трошкин шантажирует сам себя, Алешин трахается с Григорчук на глазах собственной жены, Саня играет в Резвушкину, еще эту Дуню пригрели себе на голову… С нашими девками-журналистками все понятно — им интересен сам процесс, но нам-то, наоборот, нужен результат.

— Без процесса результата не бывает, — философски заметил Гоша. — Если Григорчук — жертва предвыборных баталий, то убийца проколется обязательно.

— А если нет? Если ее смерть никак не связана с выборами?

— Давай-давай, — устало махнул рукой Гоша, — скули побольше. Ах, а вдруг мы на ложном пути, ох, а если мы ничего не найдем, ух, а что с нами сделает начальство. Люблю такие разговоры, сил нет. И девчонок оставь в покое — они ворошат это осиное гнездо, заставляют всех фигурантов нервничать и суетиться, так что шансы, что кто-нибудь проколется, не так уж малы. Вон Трошкин смотри что вытворяет.

— Да что ты заладил со своим Трошкиным, — раздраженно отмахнулся Василий. — Трошкин, Трошкин. Нет, он, конечно, самый противный из всей компании. Но я считаю, что самый подозрительный из них — Иратов. Вот кого надо брать за горло. Я уверен, что ты перемудрил с Трошкиным, а архив Григорчук — у Иратова. То есть часть архива — о себе любимом и о Трошкине. Значит, убийца — Иратов. Влез в квартиру только что убитой женщины, взял что было нужно и теперь внаглую этим пользуется. И ладно бы просто влез — тут еще можно отмазаться, сказать, что он просто воспользовался ситуацией. Но ведь он вытащил ключи из сумки убитой. И не надо говорить, что ключи вытащил один, а архив грабанул — другой.

— Ничего такого я говорить не собираюсь. Конечно, ключи спер убийца, больше некому, просто времени ни у кого другого не было. Возможно, убийца — Иратов. Но в квартиру Григорчук лазал НЕ Иратов.

— Да? А кто?

— Не знаю. Но не Иратов. Да, он уезжал из «Рощи» в день убийства, отвозил домой жену. И теоретически легко мог посетить квартиру Григорчук. Но Иратов непременно взял бы фотографию своей подружки, которая собирала на него столь деликатный компромат. Зачем оставлять нам такие зацепки?

Василий тяжелым взглядом уставился на Гошу, поерзал, покряхтел и вдруг страшно оживился:

— Стоп! А что ж мы такие придурки? Почему мы до сих пор не выманили его на эту фотографию?

— Я думал об этом, — гордо сказал Гоша. — Потому что я не такой придурок, как ты справедливо заметил. Но если материалы из тайника брал не Иратов, то, не исключено, что он вообще не знает ни о каком тайнике.

— Ну уж!

— Запросто, — продолжал Гоша. — Мы уперлись в то, что похитить эти материалы было выгодно только Иратову и что он либо приходил туда сам, либо посылал своего человека. И не хотим даже допустить мысли, что существует некая третья сила, которой выгодно, например, расправиться с Трошкиным. Или шантажировать Иратова. Или мстить кому-то из них. Да мало ли что?

— То есть как приманка фотография неизвестной красотки не сработает?

— Почему? Смотря как приманку разложить.