Сплошной разврат

— Сначала, скорее всего, ничего, ему просто не до мыслей будет. А потом я объясню, что играю в Резвушкину.

— А зачем? Он же спросит тебя — зачем?

— Затем, что мне страшно интересно, действительно ли она существует или некие самозванцы пытаются занять ее вакантное место. Правдоподобно?

— Не очень, — покачал головой Василий.

— А ты придумай что-нибудь получше!

— В принципе идея неплохая, — задумчиво сказал Гоша. — Трошкин, разумеется, растеряется и, конечно, попытается найти в Санином поведении второе дно. Но какое? Что он может предположить?

— Что она его провоцирует, — сказал Леонид. — Прочитала в «Секс-моде» о том, что готовится статья о Трошкине, узнала от своих знакомых в этом журнале, как выглядит Резвушкина, и решила посмотреть, какую реакцию Трошкин выдаст на психическую атаку.

— Вот и пусть, — обрадовался Гоша. — У нас все расследование проходит под жизнеутверждающим девизом: всех пугать, всем нервы трепать. Главное, чтобы Трошкин не связал Саню с Дуней.

— Не нравится мне все это, — мрачно заметила Дуня. — За версту несет самодеятельностью.

— Ладно. — Саша решительно встала. — Пока мы не передрались, поеду я к Александру Дмитриевичу, тезке моему любимому. А то все эти разговоры: «ах, все плохо, все очень плохо, все еще хуже» никогда добром не заканчиваются.

— Подожди! — Дуня вдруг оживилась и подобрела. — Подожди! Я знаю, как надо поступить, чтобы все выглядело правдоподобно. Тебе надо явиться в таком виде не только к Трошкину, но и к Иратову. Шутить — так шутить со всеми. О том, что ты была и у того, и у другого, сразу станет известно обоим. И оба успокоятся — приятней, согласись, когда третируют не тебя одного, а еще и товарища.

Гоша расхохотался и показал Дуне большой палец — молодец!

— Так я пойду? — Саша тоже повеселела. — С кого начать?

Василий ловко перехватил Сашу у двери:

— Я с тобой!

— Ты что, с ума сошел? Что ты Трошкину скажешь?

— Я буду прятаться за углами.

Саша скептически окинула Василия взглядом:

— Нет таких углов, которые могли бы скрыть тебя целиком. Пузо все равно будет торчать.

Василий вынужден был согласиться:

— Да, спрятаться там трудно. Но я умоляю тебя — осторожнее. Очень тебя прошу. Чуть что не так — немедленно звони.

— Да что не так-то? — удивилась Саша. — Ты меня как на фронт провожаешь. Не станут же они меня убивать при всем честном народе.

Саша ушла, а вскоре засобиралась домой и Дуня.

— Дверь никому не открывать, — напутствовал ее Гоша. — Ни-ко-му. Пока Василий не приедет, сидите, Дуня, как мышь. Лучше и к телефону не подходите.

— Что значит — сидите как мышь? — удивилась Дуня. — Мыши вообще сидеть не умеют, они же не люди и не собаки. Я уже не говорю о том, что из всех представителей животного мира я меньше всего похожа как раз на мышь. Так что глупостей, Георгий, не говорите.

А Василий, по категорическому настоянию Гоши, поехал навещать Зину.

— Еще не хватало, чтобы наша Зинуля растревожилась и отправилась в свободное плавание, — строго напутствовал старшего оперуполномоченного Гоша. — Поезжай и запудри ей мозги еще дня на три. Успокоишь девушку — и сразу к Симкиной. Пугай, ори, подлизывайся — все, что хочешь, делай, только вытряси из нее, кому она Саню сдала.

Глава 29 АЛЕКСАНДРА

Теперь я понимаю, почему карнавалы так популярны в мире. Маска и клоунский наряд дают такую свободу, такую легкость и дьявольскую разнузданность, что хочется летать. Трудно хулиганить в своем привычном обличье, но стоит переодеться и спрятать лицо… Нет, время от времени обязательно надо наряжаться и раскрепощаться, всем категорически советую.

Вот я иду вихляющей походкой по коридору фонда «Наша демократия», зеленое пончо развевается, парик греет макушку, и все эти шныряющие туда-сюда важные типы в дорогих костюмах и модные красотки замолкают, вытаращивают глаза и оборачиваются. А я? Я тоже оборачиваюсь и показываю им язык. Что — съели? Вот вам! И вам! Перед поворотом останавливаюсь и, чувствуя на спине их изумленные взгляды, задираю юбку повыше и подтягиваю колготки. Фу, какая гадость, но до чего же приятно!

Следующий редут — Марина. Трепещи, овчарка Трошкина, сейчас я тебя повеселю.

Марина по-прежнему надменна. Она уже не пытается притворяться, что относится ко мне по-доброму. Нет, в каждом ее жесте, в каждом взгляде сквозит холодное презрение. Жаль, что я ничего не замечаю и все ее ядовитые стрелы отскакивают от меня, как от жестяной бочки.

— Вы опять в нарядном костюме, — сквозь зубы цедит она. — Все-таки решили показаться Александру Дмитриевичу во всей красе?

— Вот еще! — отмахиваюсь я. — Он мне сегодня утром надоел до смерти. Я к вам, поболтать, кофе попить. Вы рады? Сварите мне поскорей кофейку, а то у меня с утра голова кружится. Давление, что ли, падает, не пойму.

— А я как раз занята. — Марина расплывается в улыбке. Вот точно так же, я уверена, улыбается крокодил, глядя на беззащитного кролика, сидящего на бережку. Интересно, почему в народе прижилось выражение «крокодиловы слезы», и никто не додумался до «крокодиловой улыбки».