Сплошной разврат

— Все к лучшему. Просто нужно грамотно разыграть карту. — Семен достал из бара бутылку коньяку и глотнул прямо из горлышка. Трошкин поморщился — он терпеть не мог плебейских замашек и пренебрежения этикетом. — Девочке кажется, что ты у нее под присмотром и что ты у нее на крючке. Отлично. Ухаживай за ней, тоскуй, моли о взаимности, изображай пылкую влюбленность, впрочем, я вижу, тебе здесь притворства и не понадобится. А под этим сладким соусом подкидывай ей нужные факты. Засланные казачки страшны лишь до тех пор, пока им доверяешь.

Семен опять поднес бутылку к губам:

— Ну, за наше безнадежное дело. Рисковую игру мы затеяли, Саша. Но кто не рискует, тот не пьет коньяк.

— Я устал, Семен, — вдруг сказал Трошкин. — Как собака.

— Все устали. Всем противно. А что делать?

Адвокат попрощался и ушел, а Трошкин еще долго сидел в темном кабинете, глядя пустыми глазами в одну точку. Из транса его вывела секретарша Марина. Она тихо вошла в кабинет, заперла дверь изнутри, зажгла настольную лампу, задернула шторы и начала раздеваться. Трошкин равнодушно посмотрел на Марину и помотал головой:

— Нет, не хочу, не сегодня.

Марина спокойно и деловито повесила свою одежду на стул, подошла к Трошкину сзади и принялась массировать его шею, затылок, плечи. Он пару раз раздраженно дернулся, выказывая свое неудовольствие непослушанием секретарши, но потом закрыл глаза и расслабленно откинулся на спинку кресла. Марина знала свое дело, она вполне профессионально разминала затекшие мышцы, и накопленное за день напряжение уходило, а тоска отпускала. Трошкин сладко постанывал, и, наконец резко развернувшись к Марине, грубовато, но не больно схватил ее за талию, усадил на стол и принялся снимать рубашку. Марина, с улыбкой глядя на него сверху вниз, как смотрят взрослые на глупых, но любимых детей, засмеялась:

— Саша, ну рубашка-то нам совсем не помешает.

…На следующее утро, когда Саша заглянула в приемную Трошкина, Марина одарила ее лучезарной улыбкой и указала на букет желтых роз, стоящий в напольной вазе:

— Александр-Дмитриевич срочно уехал по делам, но очень просил передать вам эти цветы. И еще он просил передать, что соскучился.

Марина говорила с тем особым выражением, какое позволительно только очень близким и очень посвященным. А произнося «очень соскучился», она даже слегка покраснела: ну, вы ж понимаете, о чем идет речь?

Саша сначала страшно смутилась оттого, что Трошкин перепоручает кому ни попадя столь личные, почти интимные слова, а потом разозлилась, тем более что Марина смотрела на нее ехидно и выжидательно, хотя и прикидывалась овцой.

— И все? — спросила Саша с самым невинным видом.

— Что все? — не поняла Марина.

— Больше он ни о чем вас не просил?

— Что вы имеете в виду? — насторожилась секретарша.

— Ну, он не просил вас посмотреть на меня с вожделением? Или поцеловать?

Марина, совершенно не готовая к такому отпору, молчала.

— Жаль, — грустно сказала Саша. — Но за розочки спасибо. Передайте Александру Дмитриевичу, что я очень тронута.

Она взяла розы и убежала в отдел креатива, поклявшись себе не заходить сегодня к президенту фонда. Как только она скрылась за дверью приемной, Трошкин выглянул из кабинета и вопросительно посмотрел на Марину:

— Ну как?

— По-моему, она обиделась, — сказала Марина.

Через час Трошкин зашел к креативщикам, забрал Сашу и повез ее на ленч в ресторан «Прага». Он был мил, весел, говорлив и доволен собой.

— Работать надо, Сашенька, у меня сейчас очень важный, можно сказать, переломный момент в жизни. Но как? Скажите — как, если все мысли только о вас о ненаглядной.

— И вы говорите все это прямо мне? — изумилась Саша. — Минуя вашего секретаря?

— Вы правы, — вздохнул Трошкин. — Я допустил непростительную бестактность и полностью принимаю ваш упрек. Простите. Но я действительно все время думаю только о вас и не могу скрыть своих мыслей ни от кого…

— Ужас. — Саша сделала большие глаза. — Я вам мешаю, Александр Дмитриевич. Значит, необходимо решительно убрать меня из вашего окружения. Да, думаю так будет правильнее.

— Ни в коем случае! — Трошкин строго погрозил ей пальцем. — В том-то и проблема, что если вас, как вы выразились, убрать, то я вообще не смогу работать.

— Что же делать? — взволнованно спросила Саша.

— Не знаю. Но опыт, сын ошибок трудных, подсказывает мне, что вместе мы справимся.

— Вместе? — Саша посмотрела на Трошкина строго, показывая, что о «вместе» говорить, как минимум, рановато.

— Вместе. Вы ведь мне поможете? — улыбнулся Трошкин. — А то я пропаду.

— Не пугайте меня, — отмахнулась Саша. — Когда вы так говорите, мне начинает казаться, что речь идет о чем-то неприличном.

— Неприличном? — Трошкин удивился. — Как это?

— Вы не знаете, что такое — приличия, а что — нет? — в свою очередь удивилась Саша.

— Не знаю, — признался Трошкин. — Уж извините. И расскажите, мне страшно интересно.

— Неприлично чавкать на званом обеде, — сказала Саша. — И сморкаться в занавеску. А еще — напиваться, как свинья, и падать лицом в салат.