Сплошной разврат

Как ей удалось добраться до Коллинза и заморочить ему голову, Нора не знала. Но через два месяца Джон приехал в Москву для того, чтобы внести коррективы в стратегию развития журнала и представить Норе ее новую заместительницу — очень, по его словам, талантливую журналистку и творческую личность.

— Светлана Григорчук, — виновато глядя на Нору, сказал он, — любите ее и жаловайте.

— Она будет моим первым замом? — Нора все еще не верила. — Джон, ты серьезно?

— Пока замом, — сказала Григорчук, стоящая за спиной Коллинза. — А там видно будет.

Коллинз промолчал, не одернул нахалку.

Самым правильным в такой ситуации было бы повернуться и уйти, хлопнув дверью. И что? Оставить все захватчице? Нет, Нора не хотела отдавать ни одной пяди родной земли. Она так и подумала: «Не отдам!» Но силы оказались неравны.

Да, редакция была на стороне Норы; да, Григорчук сразу невзлюбили все, но, стоило кому-либо из журналистов сказать ей хоть слово поперек, тут же звонил Коллинз и требовал объяснений.

И пошло-поехало. Григорчук завела несколько почти порнографических рубрик, таких, как «Малинка» (пикантные подробности из жизни звезд). Нору тошнило от нововведений и знобило от сознания собственного бессилия. Она понимала, что надо уходить и что, чем дольше она останется в журнале, тем ближе унизительный финал. Сейчас ее воспринимают как безвинно пострадавшую, а через месяц-другой она превратится в посмешище. Но Нора не могла уйти.

Одинокие бездетные женщины — особый народ, они, как всегда говорила сама Нора, западающие. Неважно на что — на кошку, которая становится смыслом жизни, на единственного племянника, на работу. Нора с нечеловеческой силой прикипела к своему журналу и готова была гибнуть вместе с ним. «Если эта тварь уничтожает мой журнал, то пусть она уничтожит и меня, — думала Нора. — Я вытерплю».

Но последнее испытание, ниспосланное Норе, все же выбило ее из колеи.

Это испытание называлось «Резвушкина».

Прочитав первый материал Резвушкиной, Нора позвонила Коллинзу и предупредила его, что в очень скором времени журнал погрязнет в судебных разбирательствах. Джон промямлил что-то вроде того: «Поживем — увидим» — и велел ставить статью в номер. На ближайшей редколлегии Григорчук, лопаясь от гордости, назвала статью Резвушкиной «исповедью». Нора возразила: «Не исповедь, а донос. Когда исповедуются, то не прячутся за дурацким псевдонимом и не закладывают ни в чем не повинных людей». Григорчук ответила, что люди, о которых так печется Нора, повинны в прелюбодеянии, а прячется Резвушкина не потому, что ей стыдно, а потому, что до поры до времени ей нельзя показываться на публике под своим именем, иначе сорвется весь ее план выведения на чистую воду разнообразных мерзавцев. Именно поэтому Резвушкина не появится в редакции до завершения операции и будет поддерживать контакты с: журналом через Григорчук.

Резвушкина оказалась на редкость плодовита — две статьи в месяц. И, соответственно, две жертвы в месяц. Самое удивительное — никто из «прославленных» Резвушкиной политиков и бизнесменов не подавал в суд и не требовал опровержений. Зато от самой Норы, стоило ей появиться на том или ином высокопоставленном приеме, шарахались, здоровались с ней сквозь зубы, а то и вовсе не здоровались. Она не обижалась — людей можно понять. Норе казалось, что у нее начинается раздвоение личности — ей было противно брать в руки свой журнал. Наверное, похожие чувства испытывает стареющая женщина, глядя утром в зеркало на свое опухшее и помятое со сна лицо: да, это я, но какая же гадость!

А Коллинз задыхался от счастья: эврика! находка! тираж растет! Журнал нарасхват!

Смерть Григорчук принесла Норе, стыдно сказать, огромное облегчение. Но слишком уж ненадолго. Только-только она успела перевести дух, как проблемы посыпались на нее, как горох. Она осталась редактором, опасность потерять журнал миновала. Но она уже потеряла свой журнал, а то, что осталось ей в наследство от Григорчук, по-прежнему вызывало омерзение. Резвушкина не исчезла вместе со своей покровительницей, а имела наглость явиться в редакцию и договориться о продолжении сотрудничества. То есть она будет и дальше печь свои грязные пирожки, только отвечать за ее, с позволения сказать, творчество теперь будет одна Нора, только она. Коллинз не позволит отказаться от сомнительных услуг Резвушкиной. Нора опять в ловушке и опять без шансов выбраться.

Хотя… Есть один вариант, не самый честный и не самый безопасный, но за неимением других может сойти.

Помучившись сутки и уговорив себя, что совесть не всегда лучший советчик, Нора сняла телефонную трубку и набрала номер Трошкина. Пусть пауки едят друг друга, зрелище не самое приятное, зато их не жалко:

— Саша, это Нора Симкина. У меня для тебя приятная новость.

Трошкин безмерно удивился:

— Вот кого не ожидал, так тебя. Случилось нечто ужасное? Или ты тоже хочешь меня пошантажировать?