Сплошные прелести

Мне всегда казалось, что смолчать, когда нечего сказать, и попридержать язык, если не знаешь, как ответить, — это прекрасное жизненное правило. Я не стал ничего говорить и лишь состроил любезную мину.

— Вы больше, чем кто бы то ни было, знаете о его жизни в Блэкстебле.

— Почему же, в Блэкстебле найдутся люди, которые были тогда с ним знакомы не хуже меня.

— Возможно, но вряд ли они что-нибудь собой представляют: не думаю, что к ним прислушаются.

— А, ясно. По-вашему, кроме меня, проболтаться больше некому.

— Грубо говоря, так, если вам непременно хочется острить.

Видно, Рою было не до смеха. Это меня не раздражало, поскольку я вполне привык к тому, что людей не смешат мои шутки. Самым чистым типом художника мне порой представляется юморист, чьи остроты вызывают смех только у него самого.

— И, если не ошибаюсь, вы часто с ним виделись позже, в Лондоне?

— Да.

— Это когда он занимал дом в Нижней Белгравии?

— Да, квартирку в Пимлико.

Рой натянуто улыбнулся.

— Не станем спорить относительно точного обозначения квартала. Вы тогда были с Дрифилдом на короткой ноге?

— Похоже на то.

— И как долго?

— Года два.

— А сколько вам было лет?

— Двадцать.

— Так вот, вы должны мне оказать огромную услугу. Это не отнимет много времени, а для меня будет просто бесценно. Прошу вас, запишите, насколько возможно полно, все, что помните о Дрифилде, о его жене, об их отношениях, и так далее — в Блэкстебле и в Лондоне.

— О, милый мой, как много вы просите. У меня полно срочной работы.

— Но дело-то недолгое. Уж вы только набросайте, не заботясь о стиле и всем прочем. Я отредактирую. Факты — вот что мне надо. Суть в том, что кроме вас никто их не знает. Не хочу быть сколько-нибудь помпезным, но Дрифилд был великий человек, и ваш долг перед его памятью и перед английской литературой — рассказать все, что вам известно. Я не стал бы просить, но вы на днях сказали, что сами ничего о нем не собираетесь писать; вы уподобитесь собаке на сене, если оставите втуне сведения, которыми не намерены воспользоваться.

Таким образом, Рой взывал сразу к моему чувству долга, лености, великодушию и порядочности.

— А зачем миссис Дрифилд нужно, чтоб я побывал в Ферн-корте?

— Это мы с ней так решили. Прекрасный дом. И она отличная хозяйка. А за городом теперь божественно. Она считает, вам будет там приятно и спокойно, если пожелаете сесть за свои заметки; конечно, я ничего не обещал, но пребывание рядом с Блэкстеблом, несомненно, вызовет в памяти то, что иначе вы бы не вспомнили. Кроме того, в его доме, среди его книг и вещей, прошлое представится более живым. Мы втроем станем говорить о Дрифилде, а вы знаете, как всплывают подробности в разгаре беседы. Эми очень предупредительна и умна. Она издавна привыкла записывать за Дрифилдом, а ведь вполне возможно, в разговоре вы оброните что-то не попавшее в ваши записи, а она потом все добавления соберет. И мы сыграем в теннис и поплаваем.

— Я не любитель жить в гостях, — ответил я. — Не переношу вставанья к девяти на завтрак, за которым надо есть то, чего не хочется. Не люблю променадов и не интересуюсь чужими цыплятами.

— Она теперь в одиночестве. Вы ее обрадуете, и меня тоже.

Я призадумался.

— Вот что я, пожалуй, сделаю: поеду в Блэкстебл, но поеду сам по себе. Остановлюсь в «Медведе с ключом». А к миссис Дрифилд зайду, когда вы у нее будете; можете с ней до одурения рассуждать про Эдварда Дрифилда, зато я смогу уйти, как только почувствую пресыщение.

Рой добродушно засмеялся.

— Отлично. Договорились. И вы из того, что вспомните, запишете все, что сочтете для меня полезным?

— Постараюсь.

— Вы когда поедете? Я собираюсь туда в пятницу.

— Поедем вместе, если обещаете не заводить со мной разговоров в поезде.

— Идет. Самый удобный поезд в пять десять. За вами заехать?

— Я в силах самостоятельно добраться до вокзала. Встретимся на платформе.

Рой, возможно, боялся, что я передумаю, поэтому сразу встал, сердечно пожал мне руку и ушел, напомнив, чтоб я непременно захватил теннисную ракетку и купальный костюм.

Глава двенадцатая