Сплошные прелести

В книге он заставил меня идти через парк, но по правде не так. Я пошла к вокзалу и взяла извозчика до Черинг-кросса. Всей-то езды на шиллинг. Потом пошла по Стрэнду. Еще прежде чем выйти из дому, я решила, что мне делать. Помните Гарри Ретфорда? Так вот, он был тогда в «Адельфи» на вторых ролях. Ну, я к артистическому подъезду, попросила его вызвать. Гарри Ретфорд мне всегда нравился. Да, он был отнюдь не строгих правил и немного бессовестный по части денег, зато развеселый и при всех своих недостатках на редкость добрый. Вы ведь знаете, его убили на войне с бурами?

— Я не знал. Заметил только, что он исчез и его имя не попадается в театральных программках, и думал: видно, стал бизнесменом или еще кем-то.

— Нет, он сразу попал на фронт. Его убили под Ледисмитом. Ну, чуточку я подождала, и он спустился; я говорю ему: «Гарри, давай сегодня кутнем. Завернем на ужин к Романо?» — «К вашим услугам, — отвечает. — Обожди здесь. Как только кончится спектакль и я разгримируюсь, сразу спущусь». Мне стало легче уже оттого, что я его увидела; он играл ипподромного жучка, и смешно было от его вида в клетчатом костюме и в котелке и от его красного носа. И я, значит, дождалась конца пьесы, он спустился, и мы пошли к Романо.

«— Ты голодная?», — спросил он меня.

«— Смертельно», — ответила я; так оно и было.

«— Давай закажем самого лучшего, — сказал он, — и плевать на цены. Биллу Террису я сказал, что веду на ужин лучшую свою девочку, и растрогал его на пару фунтишек».

«— Берем шампанского», — сказала я.

«— Салют вдове!» — поддержал он.

Не знаю, приходилось ли вам бывать в те годы у Романо. Это был шик. Там собирались разные актеры и жокеи, и девчонки из «Гейти» тоже туда ходили. Место было что надо. И сам Роман тоже. Он знал Гарри и подошел к нашему столику; он забавно коверкал английский язык, потому, считаю, что понимал, как смешит людей. И всегда давал взаймы пятерку, если, видит, кто вконец издержался.

«— Как детеныш?» — спросил Гарри.

«— Лучше».

Я не стала говорить ему правду. Ведь мужчины такие странные, не понимают некоторых вещей. Я знала, Гарри покажется отвратительным, как это я отправилась в ресторан, когда несчастный ребенок лежит мертвый в больнице. Он изо всех сил начнет сочувствовать, а мне хотелось совсем другого — хотелось веселиться.

Рози закурила сигарету, которую вертела в руке.

— Вот когда у женщины подойдут роды, то муж, бывает, не может уж вынести напряжение и проводит время у другой. А потом жена про то узнает (забавно, до чего часто оно так случается) и закатывает жуткий скандал, дескать, хуже некуда, и как это он уходил себе и вытворял такое, пока она терпела адские муки. Я посоветовала бы ей не глупить. Это не значит, что он ее не любит и не расстраивается до последней степени, ничего подобного, тут просто нервы: будь он не так намучен, и не подумал бы ни о чем таком. Я-то знаю, потому как сама что-то вроде тогда пережила.

Когда мы кончили ужинать, Гарри спросил:

«— Ну а как насчет этого?»

«— Насчет чего?»

В те времена дансингов не водилось, и деться было некуда.

«— Как насчет того, чтоб завернуть ко мне и поглядеть альбом с фотографиями?» — сказал Гарри.

«— Ничего против не имею», — ответила я.

У него была квартирка на Черинг-кросс-род, всего две комнатки с ванной и кухонькой, туда мы и поехали, и я осталась на ночь.

А когда вернулась на следующее утро, завтрак был уже на столе, и Тед только начинал кушать. Я решила, что накинусь на него, если он хоть слово мне скажет, и будь что будет. Я прежде сама на жизнь зарабатывала, а понадобится — снова смогла бы. Я б уложилась в два счета и враз ушла от него. Но он только поднял глаза, когда я вошла, и сказал:

«— Ты как раз вовремя, а то я собрался съесть твою сосиску».

Села я за стол и налила ему чаю. Он продолжал читать газету. Позавтракав, мы пошли в больницу. Он не спрашивал, где я была, и не знаю, что думал. Он был ужасно ласковый со мной все те дни. Ведь я так горевала. Мне уж начинало казаться, я этого не переживу, и чего он только не делал, чтоб мне полегчало.

— О чем вы подумали, когда читали его книгу? — спросил я.

— Ну, я напугалась, как он точно догадался про ту ночь. И меня убило, для чего он вообще взял да расписал. И в голову не приходило, что он вставит это все в книгу. Вы, писатели, ну и народец.

В это время зазвонил телефон. Рози сняла трубку.

— Ах, мистер Вануцци, как это мило, что вы позвонили! О, живу хорошо. Ну, живу и хорошею, если вам так больше нравится. В моем возрасте радуешься любому комплименту.