Платье соскользнуло к ногам, и Челси оказалась в лифчике, трусиках и босоножках из змеиной кожи на десятисантиметровых каблуках.
— Туфли оставь, — сказал Марк, доставая бутылку шампанского и снимая мюзле. — Они меня возбуждают.
Насколько Челси могла заметить, его возбуждало все.
— Ты так прост.
— И доступен.
А вот это вряд ли. Она отбросила лифчик и трусики в сторону, пока Марк придерживал пробку большим пальцем.
— Ковер будет мокрым и липким.
— Ты будешь мокрой и липкой. — С легким хлопком пробка пролетела через комнату и ударилась о закрытые занавески. Над горлышком бутылки появился легкий дымок, за которым последовала пенная струя. Подняв бутылку к губам, Марк сделал несколько длинных глотков. — Закрой глаза.
Челси так и сделала, и ей в грудь ударили холодные брызги шампанского. Оно пахло как лепестки роз.
— Холодно, — пожаловалась она.
— Через секунду я тебя согрею.
Он наклонил голову и поцеловал ее, поливая их обоих шампанским. Оно текло по закрытым глазам и щекам Челси. От контраста холодного шампанского и горячего рта Марка ее соски напряглись, а желание собралось между бедер. Марк отбросил в сторону пустую бутылку и провел руками и губами по мокрому липкому телу Челси.
Сейчас его прикосновения казались странным образом иными. Легче. И он задерживался на каждой чувствительной точке тела своей женщины. Он не торопился — без спешки делал свое дело. Даже когда Челси начала срывать с него одежду, и он оказался обнаженным, как и она. Марк провел языком по ее плечу и шее. Провел губами по груди к животу, затем уложил рядом с Кубком Стэнли. Лучи света играли на груди Челси, животе и лице.
Марк оторвал губы от ее бедра:
— Ты принимаешь противозачаточные?
Она знала, почему он спросил, и мысль о горячей плоти на горячей плоти чуть не заставила ее кончить.
— Я прошла ежегодный осмотр и сделала укол Депо-провера как раз перед переездом сюда. Так что чиста как девственница.
Он улыбнулся.
— После аварии мне сделали всевозможные анализы. Я чист, но не совсем девственник. — Он начал опускаться, пока его лицо не оказалось прямо над лицом Челси. — Ты мне доверяешь?
— Да. А ты мне доверяешь?
Вместо ответа, он скользнул в ее тело: горячая плоть в объятиях горячей плоти. Так хорошо, что Челси застонала:
— О, Боже.
Марк обхватил ее лицо ладонями, глядя в глаза.
— Ты и Кубок, — сказал он. — Две мои самые большие фантазии. — Поцеловав кончик ее носа, он медленно двинул бедрами, входя в нее и подводя к самому сладкому оргазму в жизни. Все тело Челси откликнулось на его прикосновение, загораясь огнем и теряясь в наслаждении. Марк входил в нее снова и снова. Толкая к оргазму. В точке взрыва ее сердце и душа разлетелись на мелкие кусочки, и Челси выкрикнула имя Марка. И когда все закончилось, он взял ее за руку и повел в душ. Его прикосновения были еще нежнее, чем раньше. Нежнее, чем когда-либо.
— Спасибо.
— Спасибо тебе, — Челси вытерла ему спину и плечи. — Я просто потрясена, что ты захотел разделить эту ночь со мной.
— А с кем еще? — Он взял из ее рук большое пушистое полотенце и набросил ей на плечи.
— Ты осталась со мной, когда я пытался заставить тебя уйти. — Он заглянул ей в глаза. — Это для меня кое-что значит.
— Что?
— Не уверен. Может быть, это значит, что ты упрямая. — Он заправил влажную прядь волос ей за ухо. — Или, может быть, что ты любишь изувеченных хоккеистов.
Она должна сказать ему про бонус в десять тысяч долларов. Большим пальцем Марк погладил Челси щеку, и его глаза стали бархатно-карими.
— Ты не изувеченный. — Сейчас. Она должна сказать ему сейчас. Она открыла рот, но вместо этого сказала совсем другое: — Ты нуждался во мне. — И может быть, она тоже в нем немножко нуждалась.
— Я все еще нуждаюсь в тебе.
Челси закрыла глаза, чувствуя, как их пощипывает, а в груди ноет. Если она не будет осторожна, то совершит невообразимое. Если она не будет осторожна, то может влюбиться в Марка Бресслера. И это будет плохо. Она уедет, и влюбиться — это очень плохо. Так плохо, что она должна остерегаться этого.
Что Челси и делала. Прямо до того самого утра, когда Марк настоял, чтобы отвезти ее на прием к доктору. Он сидел в комнате ожидания, листая журнал о гольфе, пока она консультировалась с пластическим хирургом, и по дороге домой ждал, пока Челси расскажет, что узнала.
— Доктор предупредил, что я могу потерять чувствительность, — сказала она, пока они ехали по понтонному мосту. Теперь о рисках ей было известно больше, и Челси немного испугалась.
— Надолго?
Она пожала плечами.
— От шести до двенадцати месяцев. Или навсегда. — О побочных эффектах и рисках Челси знала, но когда услышала от доктора, они внезапно стали очень реальны.
Марк посмотрел на нее через солнечные очки.
— Возможно, я не смогу кормить ребенка. — Она взглянула на руки, сжатые на коленях. Даже узнав всё в тонкостях, Челси все равно хотела сделать операцию. — Моя семья сойдет с ума. — Она подняла взгляд на профиль Марка, потому что, на самом деле, рассчитывала узнать, что об этом думает он. И слишком боялась спросить напрямую. Слишком боялась, что он сможет заставить ее передумать.