Днем, когда мисс Честнат наконец прибыла к нам с визитом, я был у себя в спальне, перекатывался с боку на бок. В отличие от навязчивых подсчетов и прикосновений, перекатывание было не обязанностью, а добровольным и очень приятным занятием. Это было моим хобби, тем, чему я хотел бы посвятить все свое время. Главной целью этого занятия было не дать себе уснуть под его же убаюкивающим воздействием: причем, это была не промежуточная, а конечная и единственная цель. Постоянное движение освобождало мой мозг, позволяя мне осмысливать окружающее и фантазировать. А если работало радио, я мог запросто перекатываться до трех ночи, слушать хит-парады и с удивлением узнавать, что каждая песня, которую я слышу, написана обо мне. Иногда мне приходилось послушать одну и ту же песню 200 или даже 300 раз, но рано или поздно мне все же открывалась ее тайная сущность. Так как перекатывание было очень приятным и расслабляющим занятием, неудивительно, что ему что-то постоянно мешало, причем, как правило, это был мой собственный мозг, который не давал мне более 10 минут подряд наслаждаться абсолютным счастьем. С начальными аккордами моей любимой в данное время песни, я слышал шепот:
Я мог быть на пике блаженства, доля секунды отделяла меня от разгадки смысла моей любимой песни, вот тут-то и вступал в игру мой внутренний деспот. И нужно было дождаться, пока песня перестанет быть моей любимой, сойдет с первой строчки хит-парада, и обмануть мой мозг, убедив его, что мне это совсем не интересно.
Я как раз начал разбираться в "Тени твоей улыбки", когда появилась мисс Честнат. Она позвонила в дверь, я выглянул из спальни и увидел, как мама пригласила ее войти.
— Извините меня за все эти коробки здесь, — мама стряхнула пепел за дверь на и без того замусоренный двор. — Они все заполнены разным дерьмом, каждая, но Господь не позволяет нам ничего выбрасывать. Нет и нет, нельзя! Мой муж собрал здесь все: каждую наклейку, каждый талончик, каждый сношенный купальный костюм, каждый клочок старого линолеума — все здесь, все вперемешку с маленькими камешками и другим мусором, так говорит мой муж — прям как его бывший зав отдела или зам районного управляющего или еще какой-нибудь засранец. — Она промокнула лоб бумажным полотенцем. — Ладно, черт с ним. А нам не помешало бы выпить, виски подойдет?
У мисс Честнат загорелись глаза.
— Мне, право, не стоило бы, но, впрочем, почему бы и нет? — Она проследовала за матерью на второй этаж. — Самую малость, со льдом, без воды.
Я попытался возобновить свое перекатывание, но смех с кухни вытащил меня из кровати, я очутился на площадке второго этажа и, спрятавшись за огромным шкафом, стал наблюдать за тем, как женщины обсуждали мое поведение.
— Ах, вы имеете в виду его прикосновения, — сказала мама.
Она внимательно посмотрела на стоявшую перед ней пепельницу, сощурив глаза так, как это делает кошка, увидавшая белку. Судя по ее сконцентрированному взгляду, в тот момент для нее не существовало ничего, кроме этой пепельницы. Время остановилось, а она как бы оглохла и не обращала никакого внимания на дребезжание сушилки и переругивание моих сестер на улице. Она слегка приоткрыла рот, облизнула верхнюю губу и подалась вперед, тыкая пепельницу указательным пальцем так, будто та была живой спящей зверушкой, и мама хотела ее разбудить. Я никогда не видел себя в действии, но тот факт, что я без сомнения узнал себя, говорил о том, что маме здорово удалась эта маленькая пародия.
— Великолепно! — От удовольствия мисс Честнат засмеялась и захлопала в ладоши. — Да, это было превосходно, вы передали самую суть. Браво, вы заслужили 5 с плюсом.