Спой для меня (СИ)

Я не сдамся так просто. Я оплатила три семестра, а на четвертом цены подняли, и теперь моей работы официантки в «Гвозде» недостаточно. Но я что-нибудь придумаю. А эти выскочки, Виолетта и Людмила, пусть к черту идут вместе со своими родителями. Я не позволю двум избалованным девицам, привыкшим брать от жизни все и ни за что не платить, встать на моем пути. Испугались, что я пою лучше, даже не смотря на отсутствие начального музыкального образования, и побежали жаловаться отцам. Тупые овцы.

— Нам придется попрощаться, но мне будет не хватать такой талантливой ученицы, — Анфиса Викторовна освобождает меня из своих объятий, запах ее дорогих духов впитывается в мою толстовку и волосы, на глазах женщины блестит скупая слеза, которая так и не прольется — высохнет, не успеет.

— Я что-нибудь придумаю, Анфиса Викторовна, я не сдамся на полпути, — не унимаюсь я, несмотря на отчаяние женщины.

Перед кабинетом директора я останавливаюсь. Полная решимости и прорепетировавшая в голове разговор, я стучу в большую дверь.

— Войдите! — Низкий грубый голос проникает прямо в сердце, запуская его с новой силой. Кажется, оно вот-вот пропустит несколько ударов и остановится. Осторожно пронырнув в кабинет, я остановилась. Ефим Харитонович смотрит на меня исподлобья тяжелым взглядом, и я чувствую его словно физически.

— Виктория Юрьевна Малинова, — произносит он спустя целую вечность. Грузное тело поднимается со стула, а я продолжаю его рассматривать. Наш директор чуть старше пятидесяти с сединой у висков, серыми орлиными глазами и массивными чертами лица, широким волевым подбородком. На нем темно серый костюм и черная выглаженная рубашка, на руке золотые часы. С трудом осознаю, что в его кабинете нет окон, и свет какой-то странный, приглушенный. Пахнет сигарами и хвойным мужским одеколоном, кружащим голову. На столе разбросаны бумаги, книжки с нотами для фортепианных концертов, пустые страницы с нотным станом и острые карандаши. Кажется, я отвлекла его от написания очередного шедевра.

— Здравствуйте, Ефим Харитонович, — начинаю говорить, и с ужасом понимаю, что голос мой дрожит. Раньше такого никогда не было. Даже когда пьяный отец грозится убить меня, я всегда держусь и отвечаю уверенно, а тут на тебе! Наверное, потому что Ефим Харитонович сейчас решает мою судьбу — быть мне ученицей престижной академии, или нет.

— Присядь, Виктория, нас ждет тяжелый разговор, — директор указывает мне на кресло напротив его рабочего стола, и я повинуюсь. На ватных ногах стоять все равно тяжело, уже лучше присесть.

— Я знаю, что родители Виолетты и Людмилы написали на меня жалобу, но я прошу вас… — начала я, но меня заткнули на полуслове всего одним словом:

— Нет!

Я вздрогнула и замолчала. Не понимаю, почему он не дает мне говорить? Я себе все не так представляла. Надеялась, что академия не захочет терять такой сильный голос. Думала, что Ефим Харитонович сжалится надо мной, войдет в мое положение.

— Вика-Вика, — на выдохе проговаривает мужчина, выходя из-за стола. Теперь он стоит напротив меня, продолжает все также странно смотреть. Будто взглядом лапает, нагло и откровенно. От неудобства я поежилась на кресле, скрестила руки под грудью и сильно свела колени.

— У меня к тебе предложение, Виктория, деловое предложение, — на губах директора играет улыбка, и я невинно улыбаюсь в ответ. Я так и знала, что это не конец. Я знала, что он даст мне еще один шанс! — Ты, Виктория Юрьевна, получишь право обучаться в нашей академии и платить только половину стоимости за семестр, если согласишься на мое условие.

— Какое условие? — осторожно интересуюсь я, подаваясь на кресле вперед. От нетерпения меня рвет на части, я готова разорваться от счастья, что останусь среди учениц, что смогу получить полное образование. И, кажется, я готова на все.

Ефим Харитонович Вяземский не торопиться с ответом, все также нагло улыбаясь и осматривая меня. Директор снимает свой пиджак, отправляя его на стол одним движением руки. Я тяжело вдыхаю раскаленный воздух, от которого голова идет кругом. Запах его свежего одеколона становится еще более ощутимым и опьяняет, вероятнее всего он весь флакон на себя вылил, подобно богатеньким девицам. Атмосфера становится слишком интимной, но я упорно отгоняю от себя противные мысли.

— Два раза в неделю на протяжении всего обучения ты будешь приходить в этот кабинет и трахаться со мной, — эта фраза, брошенная в мою сторону, резко врывается в сознание, но я ничего не могу ответить. Как будто мне рот заклеили. Мысли сплелись в узлы — вечности не хватит, чтоб их распутать. Мне только что предложили стать девочкой для секса? Я точно не ослышалась?

Вот так, нагло и фамильярно, будто Ефим Харитонович каждый день делает такие предложения своим студенткам, мне предложили стать проституткой.