Мне теперь только и оставалось, что наблюдать за ней спящей. Уверен, что она больше никогда не подпустит меня к себе так близко наяву. Я сделал ей слишком больно со своей ревностью. Этот скандал на пустом месте, фееричный секс в машине. А потом… я просто выставил ее за порог. Выгнал. Растоптал.
И сам чуть не сошел с ума, потому что потерял часть себя вместе с ней.
Мне не спалось в пустой постели, потому что знал, там, через несколько комнат, мой ангел.
Вика разбудила меня уже днем. Она осторожно постучала в дверь, и я подорвался с постели, чтобы открыть. Вика уже оделась, даже прическу и макияж успела сделать.
— Нам нужно поговорить, — тихо прошептала она.
Я рассчитывал на другое начало дня. Рассчитывал хотя бы на «доброе утро». Но по серьезному взгляду ангелочка понял, что ничего из моих фантазий сегодня не осуществиться.
Мы прошли в столовую, и Вика сразу заняла место, где завтрака перед моим отъездом в Японию. Невольно улыбнулся и помедлил, но тут же наткнулся на непреклонно серьезный взгляд.
— Герман, мне очень нелегко дается наше расставание, а своими поступками ты только все усугубляешь, — вкрадчиво выговорила Вика, отчеканивая каждое слово.
Ее уверенный взгляд внимательно осмотрел мое лицо. Все было как прежде. Она в моем доме. Мы сидим за одним столом. Кажется, ничего не может разрушить этой идиллии. Если бы только Вика не хмурила брови. Если бы только не старалась уничтожить меня блеском голубых глаз.
— Скажи, чего ты хочешь? — я с надеждой накрыл ее руку ладонью, но Вика моментально вырвалась.
— Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, — Вика опускает глаза и больше не смотрит в мою сторону.
Я вижу, как ее ресницы дрожат. Как нервно она сжимает руки в кулаки.
— Я не могу исчезнуть, Вика. Ты теперь работаешь в моем кафе.
— Я уволюсь, — выдавливает сквозь зубы, отворачивается. Теперь я вижу только ее спину, укрытую волнами светлых волос.
— Вик, я могу перестать приезжать в кафе. Мы можем ограничить контакт, но…
— Что но? — Малинова поворачивается ко мне, когда молчание становится невыносимо долгим.
— Но я не стану любить тебя меньше, — шепчу ей в лицо, наблюдая за реакцией.
Девушка краснеет, машет головой, нервно улыбается.
— Отпусти меня, если любишь. Оставь меня в покое, Герман. Я больше не могу так жить. Не хочу жить.
— Скажи, кого ты хочешь обмануть? — тянусь к ее лицу, хочу взять за подбородок и заставить смотреть в глаза, но Малинова отмахивается от моей руки.
— Я не обманываю, Герман, я не люблю тебя. Никогда не любила. Мне просто нужно было, чтобы ты оплатил учебу в академии, чтобы я попала на прослушивание. Я скоро уеду из России. И мы никогда больше не встретимся.
Я уже не знаю, во что мне верить. В боль, с которой она это произносит, или в коварную улыбку, которая вспыхивает на милом лице. Кажется, будто Вика не врет, но намек на слезы в ангельских глазах сбивает с толку.
— Ты лжешь, — рычу в ответ, поднимаясь с места.
— Ни капли, — огрызается.
Хватаю девушку за талию и резко тяну к себе. Чувствую, как быстро бьется сердце внутри, как потеют ладони от ее близости, как в ширинку упирается моментально набухшая плоть. Вика отворачивается и старается вырваться, цепко впивается ногтями в мои плечи и отталкивает. Только вот сегодня я не хочу сдаваться, хочу вернуть ее. Навсегда. Моя женщина. Только моя.
От нее вставляет круче, чем от скорости. Она пахнет, как целая вселенная. Она одна смогла сыграть на струнах моей души своим неземным голосом. Только ей удалось захомутать желанного миллионами холостяка. Что ей еще нужно? Какие подобрать слова, чтобы она осталась в моей жизни добровольно?
— Пусти меня, — шипит с нескрываемой яростью, стучит кулаками мне в грудь.
— Нет, — обрываю ее попытки сбежать и просто сажаю на стол. Вика сводит колени, но я успеваю протиснуться между ними. Хватаю упругие бедра и тяну к себе, чтобы почувствовала, как сильно я желаю ее сейчас. Того и гляди штаны порвутся, так тесно в паху, что дышать становится больно. Нахожу ее губы и прикусываю ее нижнюю, наслаждаюсь приглушенным стоном, ловлю его. Такая сладкая, такая непокорная.
— Отстань от меня! — хриплым голосом бормочет мне прямо в губы, вновь с силой бьет в грудь. И откуда в малышке столько силы?
Хватаю ее за руки и завожу ей за спину, обезоруживая своего ангелочка.
Вновь тянусь к ее непокорным губам, впиваюсь в ее рот с силой так, что она задевает зубами мои десны. Привкус крови во рту делает поцелуй металлическим, холодным. Малинова вырывается, что-то мычит.
И я как взбесившийся зверь продолжаю ее терзать, продолжаю выуживать ее ответные поцелуи, мурашки по телу, дрожь в коленях, влагу между ног. Хоть что-нибудь!
Вика сильно дергается, вырывает руки и кусает меня за губу. Так больно, что искры в глазах.
— Я просила по-хорошему! — уже не говорит, просто орет. Так громко и хрипло, нечеловеческим голосом. Отталкивает меня обоими руками, и я пошатнувшись, отхожу в сторону. — Я знала, что ты сволочь, что тебе все равно на то, что я чувствую! Ты продолжаешь вести себя, как мудак!
— Потому что я люблю тебя! — рвусь к ней, чтобы вновь прижать к столу.