Читаем Спокойная душа полностью

Спокойная душа

На фронте жизнь и смерть ходят рука об руку…   Короткий рассказ никогда не переиздавался и не включался в собрания сочинений.

Александр Степанович Грин

Проза / Русская классическая проза / Военная проза18+
<p>Александр Грин</p><p>Спокойная душа</p>

Дух вечера, неторопливо овладев солнцем, прикрыл его низкими, воспламененными облаками, но солнце, временами пробивая слои красных паров, еще с час полосовало равнину приникшим к траве светом. Когда это кончилось, нерешительно блеснули первые звезды. Выразительный, жесткий стук выстрелов, разрывающий, не смолкая, тишину природы, напоминал треск огромного кузнечика страны Бробдиньягов.

В траншее, в черном цвете разрытой земли тускло-зеленый цвет защитных рубах выделялся уже не так резко, зато огни папирос стали заметны; наступал мрак.

Солдат Неборский присел отдохнуть.

— Ну, как, страшно? — спросил его молодой унтер из вольноопределяющихся и сел рядом.

Неборский был на позиции всего второй день.

— Сказать вам правду? — ответил он, закуривая, неторопливо гася спичку и расправляя усы. — Хотите верьте, хотите — не верьте. Не страшно совсем, и не было страшно да и не будет.

— Как так? — возразил унтер. — Вы нервный, это по лицу видно, а жутко бывает всем.

— Обстоятельства так сложились, что меня не могут убить, — заявил, подумав, Неборский, и в красивом, бородатом его лице мелькнуло добродушно-лукавое выражение.

Унтер пожал плечами.

— Я, конечно, не хочу, чтобы вас убили… Пустяки все это. Что же это за такие бронированные обстоятельства?

— Вся жизнь. Ее логика — логика моей жизни.

Над головами их посвистывали, распевая вдали, пули, и унтер думал:

— Тянуть, как вальдшнепы, по одному месту. Попробуй-ка, высунься…

— Возьмем прошлое, — сказал Неборский. — Я выбивался, как говорится, в люди крайне медленно, с огромным трудом. С пятнадцати до двадцати восьми лет мне пришлось множество раз рисковать здоровьем на всевозможных профессиях. Однако мое упорство привело меня, в конце концов, к настоящему, осмысленному трудовому благополучию. Настоящее таково: небольшое имение, хорошая, как весна, жена и трое детей. Будущее этих родных мне людей лежит, конечно, на мне. Это я и называю логикой обстоятельств — они требует моей жизни, а не смерти. В то, что останусь жив, я верю, и поэтому душа моя очень спокойна.

Он помолчал и прибавил:

— Короче говоря, я верю, что судьба хочет того же, чего хочу я.

Он бросил окурок и поднялся во весь рост, спокойный молодой сильный, с ружьем в руках, готовый возобновить стрельбу, и упал. Пуля ударила его в бровь.

Унтер неподвижно сидел с минуту, нервно косясь на содрогающееся тело Неборского, затем чиркнул спичкой и осветил окровавленное лицо мертвого. Правый глаз, красный как помидор, вылез из раздробленной орбиты, напоминая глаз рыбы, изуродованный крючком, неожиданно рванувшим ее из призрачной воды жизни к берегу смерти, у которой тоже есть своя логика.

Журнал «Война», № 54. Петроград, 1915 год.

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза