– Папа в Эдеме, доченька, – ответила она и, помолчав немного, добавила: – Он обязательно вернется.
На все расспросы дочери, что это за Эдем такой, и когда это будет, мать только вздыхала и тихо плакала, отвернувшись к окну.
Прошли годы, Нина повзрослела, закончила институт, а мать по-прежнему, вспоминая отца, повторяла эти странные слова: "Эдем… Он вернется. Он обещал". Нина уже знала, что Эдем – это рай, и пыталась ей возражать, объясняя, что из рая не возвращаются, в рай уходят, но мать говорила ей строго: "Ты ничего не понимаешь".
Счастье улыбнулось Нине только однажды. Да и то – лишь поманило. В институте у нее появился друг-однокурсник – статный брюнет с острыми чертами лица и обаятельной улыбкой. Парень недавно приехал из Казахстана, и, не имея жилья, скитался по чужим квартирам. Но эти трудности не мешали ему слыть душой компании: его баритон, когда он пел под гитару, чем-то напоминал Нине отцовский голос и она не заметила, как влюбилась. Зато заметил он и стал ухаживать за Ниной, да так романтично, что через несколько месяцев они поженились. Молодожены поселились в квартире доставшейся Нине от бабушки. Скоро родился Антон и молодой отец, чтобы написать диплом, стал уединяться в институтской библиотеке. Возвращался поздно, а иногда даже оставался ночевать. Супруга не обижалась, хотя ей и приходилось нелегко. Иногда, чтобы отдохнуть, Нина брала Антона и уезжала к тетке. А потом случилось то, что разрушило ее счастье, которое оказалось не прочнее песочного замка.
Это произошло в тот день, когда она с семимесячным Антоном приехала домой из деревни и, открыв дверь, увидела в своей постели чужую женщину. Муж с потерянным лицом лихорадочно одевался, а она, без стеснения сбросив с себя одеяло, подошла, колыхая пышными формами, к Нине, держащей на руках Антона, и с наглой усмешкой на пухлых губах заглянула ему в лицо.
– А малец ничего, на тебя похож. Только худой чё-то. Наш-то, чать, посправней будет, – ударила она себя ладонью по голому животу и, захохотав, продефилировала в ванную.
Пока пышнотелая плескалась в душе и шумела феном, Нина наскоро собрала вещи, взяла документы, фотоальбом и ушла к матери. Последний раз она видела мужа в суде, когда рассматривалось ее заявление о разводе. Это было через месяц после той сцены, и она уже не испытывала к нему ни злости, ни обиды.
Одно только преследовало ее неотступно – странное чувство стыда, будто это она изменила мужу, а не он ей. Ощущение телесной нечистоты было столь сильным, что она могла часами, обхватив колени руками, сидеть под душем. Но ничего не помогало.
Именно тогда она, совершенно измученная и потерянная, впервые пришла в церковь. Остановившись посреди пустого храма, Нина посмотрела по сторонам и, встретившись глазами с иконой Спасителя, неожиданно для себя, заплакала. Горячие слезы текли по щекам, и ей казалось, что она стоит под теплым летним дождем, омывающим ее от невидимой грязи, облегчающим боль и тяжесть, столько дней мучившими ее сердце.
На следующий день Нина крестилась сама, а через месяц крестила сына: пришлось долго уговаривать мать – жену советского офицера и стихийную атеистку. Та опасалась, что дочь на почве переживаний, вызванных разводом, попадет в какую-нибудь секту, да еще и внука за собой утащит. Но, увидев крестик на его розовеньком пузике, просияла и даже пустила слезу: "У деда тоже такой был".
В храме молодую мамашу со смышленым карапузом приняли и полюбили. Нина бралась за любую работу: мыла полы, чистила подсвечники, протирала иконы, украшала их цветами на праздники, так что настоятель всегда оставался ей доволен. Узнав о том, что Нина по профессии библиотекарь и работает в местном институте, отец Петр предложил ей заняться организацией приходской библиотеки. Нина с радостью согласилась и ревностно принялась выполнять свое новое послушание.
Бабушка, вынужденная возиться с Антошкой по вечерам, услыхав это новое для нее слово – “послушание”, вознегодовала:
– Что это еще за средневековье! Ты что, в монашки собралась? А сына куда денешь? Или тоже с собой – в монастырь?
– Мама, не говори глупостей! Ни в какой монастырь я не собираюсь. Попросили в храме сделать библиотеку, почему не помочь?
– Так и скажи, – бурчала мать. – А то – “послуша-а-ание”… Деньги-то тебе там платят?
– Мама!, – обиженно восклицала Нина и хлопнув дверью бежала на остановку.
Мать продолжала ворчать даже когда Антон вырос и поступил в институт: ей все казалось, что это церковь мешает дочери наладить личную жизнь. "Не дура, не уродина – чего пустышкой ходить? Давно бы уже нашла себе мужика, да родила, пока можешь". Нина стоически переносила эти нападки, возражая: "Есть мужчина в семье, чего еще нужно?" Мать только качала головой: совсем спятила дочь от своей религии.