Спокойствие не восстановлено

Все, кроме Гошки, засмеялись. Гошка перевел взгляд с Аннушки на ее спутника.

- Нет, правда?!

- Совершеннейшая, - подтвердил, улыбаясь, Викентий.

- А как же... - Гошка запнулся. У него на языке вертелись вопросы о Стабарине, крепостном состоянии - а ведь это было именно так! - Аннушки.

Викентий, предупреждая их, спокойно объяснил:

- Видишь ли, при всем несовершенстве дарованной воли...

- Завоеванной... - поправил его Николай Иванович.

- ...она сделала десятки миллионов людей, - Гошка понял, что студент, щадя самолюбие Аннушки, умышленно не употребляет слово "крепостных", лично свободными. Так что у Анны Александровны не было необходимости испрашивать чьего-либо разрешения или согласия. Кстати, тебе Гударевы передают, по обыкновению, привет, просят узнать, не забыл ли ты их. И... Викентий порылся в карманах, - тебе письмо от Сони.

- Спасибо! - багровый от счастья и радости, Гошка взял в руки маленький голубой конвертик, не зная, куда его деть и что с ним делать.

Тот вечер Гошке не забыть вовек. Они сидели вчетвером за самоваром, который подавал не он, Гошка, как обычно, а Николай Иванович. Когда Гошка рванулся было исполнить эту, одну из своих повседневных обязанностей, Николай Иванович остановил:

- Сиди, занимай гостей.

Потом пили чай, который разливала по чашкам Аннушка, и разговаривали. В этот вечер Гошка впервые по-настоящему почувствовал: крепко прижали мужичка баре, во многом надули при освобождении, однако не во всем. Он сам с изумлением отметил - этому помогли, понятно, его добрые и деликатные друзья, - что чувствует себя по-иному, нежели прежде. Точно стена, разделявшая его и их, и впрямь упала, исчезла, растворилась в воздухе, оставив после себя горьковатую, поскрипывавшую на зубах пыль.

Аннушка рассказала новости. Они оказались не очень-то веселыми, однако и не такими трагичными, какими рисовались Гошке. Александр Львович жив, хоть все происшедшее произвело на него очень сильное впечатление. По словам Аннушки, он сильно сдал. Вспышки гнева его стали реже и не такими безудержными и беспощадными, как прежде. Он словно бы спохватывался вдруг - должно быть, вспоминал каменский урок, - скрывался внезапно в своем кабинете и брался за графинчик, который теперь ему неизменно ставили в один из шкафчиков. Гошкины родные тоже живы, особых притеснений от Стабарина не потерпели. То ли потому, что он сознавал их полную непричастность к происшествию, то ли побаивался исполнения Мартыном его угроз. О самом Мартыне - ни слуху ни духу, сгинул. Живется его родичам, как понял Гошка, трудно. Избы своей по сию пору нет, а отрабатывать барщину за землицу, которую еще предстояло выкупить, приходится.

С возвращением в Казань началась новая глава Гошкиной жизни. Николай Иванович во всегдашней своей полушутливой манере выразил это так:

- Ну что, Кирюха, как ни крути, ни продать тебя, ни сменять на кобелька уже невозможно. Стало быть, осталась тебе, учитывая твои заслуги в борьбе с крепостным правом и его носителями, одна дорога... - Николай Иванович сделал интригующую паузу, Гошка навострил уши, - ...в университет.

При этих словах Гошка разочарованно заметил:

- Думал, вы о деле...

- Говорю вполне серьезно.

Гошка с недоверием посмотрел на Николая Ивановича. Но он, похоже, не шутил.

- Разве можно?

- Юридически - да. Остальное будет зависеть от тебя самого. Сдашь экзамены - примут, не сдашь - не примут.

- Так ведь провалят...

- Видишь ли, в своей массе университетские профессора не каннибалы и далеко не все ведут свою родословную от братьев-варягов. Один из профессоров, насколько мне известно, сын сельского дьячка и крестьянки. Едва ли он будет тебя умышленно заваливать. Слов нет, университетское начальство без особого энтузиазма встретит твою кандидатуру, но это мы, полагаю, переживем. Не так ли?

Долго в ту ночь не спалось Гошке. А на другой день, выполняя поручение Николая Ивановича, он сделал изрядный крюк, чтобы пройти мимо здания университета. Остановился перед ним. Полюбовался на строгие линии колонн, которые, точно часовые, ограждали вход. Неужели он, Гошка Яковлев, крепостной. (Стоп! Бывший крепостной! Бывший, господа Триворовы!) войдет студентом в этот храм науки? А почему бы нет?

Служитель, проходя мимо Гошки, пошутил:

- Рот разинул - не проглоти!

Гошка ответил озорно:

- Не бойсь, дядя! Мне еще в нем учиться. Потому поберегу!

Служитель изумленно остановился, потом, должно быть, понял Гошку:

- И то! Ломоносов, сказывают, эвон откуда в Московский притопал, а наш у тебя где? Под боком!

Раньше Гошка читал и занимался от случая к случаю. Теперь пришлось всерьез сесть за полный гимназический курс. Подгонять не приходилось. Напротив, Николай Иванович частенько останавливал:

- Университет - орешек не из легких. Рассчитывай силы. - И гасил лампу в комнате.