Джон Милле перевел всю их компанию на поляну, где спал замшелый мегалит. Природа там была торжественной, больше подходила Катрионе. Девушка сверкала ярче среди пущи. Художник рисовал в упоении, с удовольствием сознавая, что рука ему послушна, она – преданный раб – с мастерской точностью выводит то, что видят глаза. Отдавшись на волю вдохновения, Милле перестал думать об отъезде в Лондон. Все располагало к тому, чтобы остаться в Шотландии подольше – доброе отношение хозяев поместья, солнечная погода, отсутствие тревожных новостей из дома. Он не мог представить себе, что покинет Катриону, оставит полотно, которому уже дал имя, незаконченным.
И Бойс всегда под рукой. Он с охотой сопровождает Милле в лес. Катриона при нем из дикой лани превращается в кроткого агнца. Бойс тоже начал рисовать, и носит с собой блокнот, куда каждый день вписывает новую Катриону. Он, кажется, настроен серьезно. Даже не поехал в Ирландию по приглашению Джойсов – долго спорил с родителями, негодовал и объяснял, что готовится нарисовать главное полотно в жизни. Хотя пока ограничивается лишь набросками. Теперь и Милле, и Лайонел ждут лета, июля, дня свадьбы Бойса. Тогда и будет сделан перерыв в работе.
- Смотри, кто пришел! – прыгнув в траву рядом с ним, Катриона разжала кулак, – Воин с холма! В цветах бузины у эльфов дома, их охраняет воин с холма!
Большой кузнечик повернулся, как для атаки, и широко скакнул с ладони. Бойс отдернулся назад от неожиданности, затряс головой. Что-то зашевелилось за воротником рубашки, переползло в волосы. Катриона захохотала. Запустила в его кудри обе руки, ловя верткого война с холма, и поймала. Кузнечик прыгнул в траву. Бойс, взявший девушку за предплечья, разжал пальцы. Катриона откланялась, садясь, руки ее скользили в его пальцах. Она так и не отняла запястий. Бойс сам прервал контакт.
- Не делай так больше, Катриона, – негромко сказал он, чувствуя на подушечках пальцев льдистую хрупкость запястий, которые только что держал.
- Бойс, – она глубоко заглянула ему в глаза, он увидел призыв в серебряном взгляде. Ему показалось, что изнутри его сжигает раскаленная головня. Пышет жаром в самом центре солнечного сплетения.
«Я теряю рассудок», – его бросило в пот.
Милле высунулся из-за мольберта.
- Что опять? – проворчал он, – Катриона балуется? Надо быть послушной, девочка, ты ведь леди.
- Любопытный Милле, – ответила небрежно Катриона, откидывая локоны на спину.
Ее налившаяся грудь четко прорисовывалась под тонкой тканью платья. Ее удлиненная талия, босая нога с маленькими пальцами, узкая лодыжка. Ее смех и беззаботное щебетание. Выгоревшие брови. Волосы, совсем недавно скользнувшие по его щеке, когда она ловила кузнечика. Бойс догадывался, что отравлен, что болен. Он не мог сидеть рядом с ней. Не мог. Но сидел. Каждый день с начала мая – а ведь через неделю уже июнь. И рисовал ее, чтобы хоть как-то занять себя, обмануть руки. Главное полотно в жизни? Ересь. Он – опиумист. Все что ему нужно – новая доза каждый день. Новая доза сказочного видения.
Они с Милле шли пешком в сумерках домой. Бойс молчал, еле переставлял ноги, нес сумку Джона с красками и свой блокнот. Внутренний огонь все еще жег его.
- Ты едва тащишься, – раздраженно сказал существенно обогнавший его Джон. – Тебя влечет назад? На поляну?
- Что ты мелешь? – Бойс пошел скорее.
- Я говорю, что вижу, Бойс. Ты сам не свой сегодня. Уже не в силах контролировать себя? Ты, надеюсь, помнишь, кто эта девушка? Она невинное дитя. С помраченным сознанием.
- Ты надышался краски, Милле. Тебе являются химеры. Я знаю, кто эта девушка. И даже искать оправдания на твои предположения считаю гнусным. Недостойным джентльмена.
- Ну-ну, – примирительно забормотал Джон, удивленный его злым тоном, – Ни разу не видел тебя раздраженным. Обычно ты шутишь.
- Ты переходишь все границы.
-Я беспокоюсь о тебе, Бойс. Ты мой близкий друг. Мой брат, – весомо сказал Джон и остановился, – Прислушайся ко мне. Ты не правильно смотришь на нее. Не правильно с ней говоришь, дотрагиваешься до нее. Не надо, Бойс. Ты ходишь по краю. Я тоже мужчина. Я знаю, что искушение сильно. Но случай не тот и…
- Не продолжай! – оборвал его Бойс, почти крича и бледнея, – ты меня оскорбляешь! Я и в мыслях не имел ничего подобного! Катриона мне словно младшая сестра.
- Да! Да! – Милле обнял его, – Хорошо. Теперь я спокоен. И для меня она сестра. Все? Остыл? Идем. Я больше не скажу ни слова на эту тему. Смотри, какая безобразная туча наползает со стороны моря.
- Будет буря, – ответил Бойс отрешенно, трогаясь в путь, – ночью все зальет, дороги размоет. И завтра будет дурить.
- Завтра отдохнем, – обрадовался Милле, – Переведем дух, успокоимся. Оно к лучшему.
Бойс напугался сказанного, но виду не подал. Во рту у него пересохло, тело заломило. Она предстала перед ним, живая и манящая. Безумная. Нет. Милле прав. Не надо.
«Я увижу ее, – будто со стороны услышал он собственную злую мысль, – Я не намерен жить без нее целый день. Увижу. Одним глазком. А если нет, сгорю к чертовой матери. Я болен».