Сполохи (Часть 2)

- Целить надо острием в грудь либо в шею лошадиную. А еще можно одной рукой копье держать, а другой - саблю.

Капитан дернул себя за ус:

- Верно ли, что можешь с ружьем управляться?

Глаза у Егорки блеснули задором.

- Из самопалу стрелял многажды. Зверя в глаз бил.

- Самопал - детская забава, легок, не по мужской руке. Пищаль или мушкет - вот что для солдата надобно.

Егорка пожал плечами.

- Ежели спробовать...

- ...то и в голову попадешь? - продолжал капитан. Егорка настороженно, исподлобья глянул на Панфилова:

- Угадать нетрудно, особливо ежели дюже хочешь, - сказал он тихо, но твердо.

- Ну вот что, - проговорил капитан, - думал послать тебя на выучку в пищальники, да вижу - бахвал ты и кость тонка. Такие опосля седьмого выстрела с ног валятся от мушкетной отдачи. Послужишь с копьем, право дело.

Круто повернувшись, Панфилов направился к дальним холмам, над которыми стлался синий пороховой дым.

- Что это он про ружье спросил? - произнес Провка. - Неужели слыхал, как ты про Песковского-то?

Егорка пожал плечами, приподнял копье, с силой всадил в землю тупым концом.

- Может, и слышал... А пущай его!

Провка согнулся и, кряхтя и охая, снова полез под телегу.

В это время на пригорок въехала запряженная в буланую лошадку подвода. Колеса у нее вихляли и скрипели, словно их сто лет не смазывали. Справа с вожжами в руках вышагивал невзрачный мужичонка в справной однорядке, новых лаптях и остроконечной войлочной шапке. Стороной брел, хмуро глядя под ноги, старик-стрелец в распахнутом кафтане. Пищаль и сабля его лежали на подводе, а рядом с ними - что-то длинное, завернутое в черную холстину.

Позади шел еще один человек. Когда подвода подъехала ближе, оказалось, что это крепкий широкоплечий детина, на лице которого запеклась кровь, виднелись синяки. Руки скручены за спиной, а конец петли, накинутой на шею, привязан к задней грядке подводы.

Лицо связанного детины показалось Егорке знакомым, и когда подвода поравнялась с ним, он вспомнил: "Холмогоры. Кузня дядьки Пантелея. Лешачьего вида лодейный мастер и его помощник... Бориска!.. Точно он. Но почему здесь, связанный, как разбойник? На раздумывание времени не оставалось. Он выдернул из земли копье и побежал наперерез подводе.

- Стой! - закричал он, хватая лошадку под уздцы. - Стой!

К нему подскочил мужичок с вожжами.

- Чего орешь, солдат? Уйди с дороги!

Егорка весело расхохотался:

- Эх ты, ворона! Куда прешь? Не видишь, рота стоит.

- Ну и стойте, - кипятился возница, - хоть провалитесь. Куды хочу, туды и еду. Берегись!

Егорка выставил копье, как учили, крикнул:

- Фомка, сюда!

Пока Фомка вылезал из-под телеги, подошел стрелец, взялся за копье:

- Ты, датошный1, пустяй нас, пустяй. По государеву делу едем. Чуешь, датошный?

- Ах, черт! - Егорка почесал за ухом, соображая, как быть дальше: надо было как-то выручать Бориску.

- А што вежешь? - сказал подошедший Фомка, кивая на подводу.

- Не твое дело! - огрызнулся стрелец и съязвил: - Много, видно, знать хотел, оттого и рожа бита.

Фомка побагровел:

- Рожа моя не по душе пришлась? Ах ты шпынь2! Отвечай, когда спрашивает караул, а то...

- Да отстаньте вы, ребята, - умоляюще затянул возница, - едем мы точно по государеву делу. Эвон на телеге приказчик господина нашего Мещеринова лежит, Афанасий Шелапутин. А тот детина - лихой, вор: до смерти изрубил приказчика-то, деньги у него забрал, серебро, и немало. Вот ведем теперя на суд к Мещеринову Ивану Алексеичу.

- Изрубил? - не поверил Егорка. Откинув холстину, он отшатнулся и зажмурился. В воздухе поплыл приторный дух мертвечины.

- Вот дурачье, - сплюнул Фомка, - надо же додуматься возить мертвое тело в этакую жару! Да закрой ты его!..

- А как же иначе? Нужно показать Ивану Алексеичу, чтоб суд сотворил праведный, - сказал возница, поправляя холстину на мертвеце.

- Неправда, - произнес, разлепив запекшиеся губы, Бориска, - не убивал я его. Истинный Христос, даже пальцем не задел.

- Молчи, тать! У-у! - возница замахнулся на него кнутом, но Егорка не дал ударить, перехватил руку.

- Постой! Ведь я его знаю. Это земляк мой, лодейный мастер. Не мог он убить. Не верю.

- Что из того? Что из того? - кричал мужик. - Знаем вас, датошных. Сами тати и татей защищаете.

Стали подходить другие солдаты.

- А ну заткни пасть! Ишь, расшумелся.

- Нашего брата лает!

- Братцы, секите мне голову - не поверю, что Бориска человека жизни лишил!

- Егорка не брехун, ведаем. А вот мужичка потрясти следует.

- Сам-то кто таков?

Возница затравленно озирался, лицо его посерело и вздрагивало.

- Доводчик я, при убиенном состоял.

- А-а, так ты доводчик! - обрадовался подоспевший Лунка и, обернувшись к солдатам, широко улыбаясь, закричал: - Ой, братцы, мне доводчики всякие во где! - он провел ребром ладони по горлу. - Сверзнем-ка его в овражек. Пущай ведает наперед, как солдат лаять. Э-эх!

С хохотом солдаты подхватили доводчика и потащили его, брыкающегося, к оврагу. Лунка на ходу подмигнул Егорке: мол, не зевай! Стрелец тем временем под шумок куда-то исчез, оставив на подводе оружие.