Пока мы не доехали до охотничьего дома, рот она свой держала на замке. И, сказать по правде, только это её и спасло. Потому что я всю дорогу боролся с желанием плюнуть на всё и высадить эту стрекозу у первого попавшегося куста. В конце концов, я мог бы выбрать любую! Любую другую балерину, и она сочла бы за благо моё покровительство. А эта же…
Едва я остановил машину, Лиана нервным движением отстегнула ремень безопасности и открыла дверь. Я наблюдал за тем, как она, гордо расправив плечи, шагала к дому, и думал о том, что же у неё на уме. Девчонка, у которой нет ни кола, ни двора, будет устраивать мне, хозяину этого города, очередную истерику?! Выскажет, что думает обо мне? Или же внемлет моим словам и начнёт думать головой, а не тем местом, коим она, очевидно, думать привыкла?
Я тоже выбрался из машины и, с силой хлопнув дверцей, последовал за ней.
Лиана стояла в гостиной, обхватив свои хрупкие плечи руками, и смотрела на меня со смесью гнева и презрения. Ну надо же. Криво ухмыльнувшись, я приблизился и, сунув руки в карманы джинсов, посмотрел ей в глаза.
— Что? — спросил я.
— Для тебя вообще нет ничего святого? — дрожащим голосом выговорила она. Я видел, что она на грани очередной истерики, но понимал и то, что она пытается держаться. Её большие синие глаза были широко распахнуты, и мне подумалось вдруг, что она слишком чиста для всей той грязи, в которой её сегодня вываляли. Она из совершенно другого мира. Ей не место в Богом забытой деревне. Сцена — вот её удел. Сцена, блеск софитов и моя постель.
— Я предупредил, чтобы ты не смела закатывать мне истерики, Котёночек.
— Не называй меня так! — зло воскликнула она.
Я приблизился, ухватил её за подбородок и заставил задрать голову.
— Не нравится? — прошипел. — А как мне тебя называть? Шлюхой? Любовницей? Ни той, ни другой ты пока не стала, Лиана. Можешь и не стать, если не прекратишь так себя вести.
— Думаешь, раз у тебя есть деньги, ты можешь повелевать судьбами людей? — будто не слыша меня, заговорила она, презрительно кривя губы.
— А почему нет, Котёночек? — выдохнул ей в лицо. — Почему нет, если вы готовы продаваться? Знаешь, сколько твой недоумок-женишок получил от меня денег? Знаешь?! — повысил голос. Она моргнула, и по щекам её покатились две слезинки. Больно. Конечно, тебе больно, малышка, но жалеть тебя я не намерен. — Знаешь, сколько стоила его любовь к тебе? Пять тысяч, Лиана. Пять тысяч долларов.
В глазах её отразилось недоверие. Губы дрогнули, но она ничего не сказала.
— Ты же любила его, правда? — продолжал я, намеренно желая отрезвить её, окунуть в ледяную воду, вернуть в реальность. В ту самую, из которой ей теперь вряд ли удастся выбраться.
— Ты заставил его, — прохрипела она, а я не удержался от улыбки. Господи, какая же наивная!
— Он сам обозначил сумму, Лиана. Я всего лишь спросил, сколько ему нужно, чтобы он бросил тебя.
— А пожар? Моя мама, моя сестра, вы… — Она дёрнулась, вырвалась и полоснула меня яростным, каким-то диким взглядом. — Для тебя нет ничего святого!
— Думаешь, ты стоишь того, чтобы я мог пойти на подобное?! — разозлился я. Не хватало мне ещё оправдываться за то, чего у меня даже в мыслях не было! И перед кем?! Перед какой-то смазливой пигалицей! — Чтобы получить тебя, мне не нужно было лишать тебя дома. Ты бы сама пришла ко мне. Рано или поздно.
— Ты мерзавец! — закричала она, вытирая ладонями слезы. — Я не хочу тебя больше ни видеть, ни слышать!
— Хочешь уйти? — Я привалился к спинке дивана.
— Да! — вскинула голову Лиана.
— Хорошо, — пожал плечами и, осмотрев девчонку с ног до головы, продолжил: — Я тебя не держу. Более того, я, как и говорил, оплачу лечение твоей матери. Но уйдешь ты в том, в чём пришла сюда.
Она, видимо, не сразу поняла, что я имею ввиду. Нахмурилась, качнула головой. Крепче сжала ремешок сумочки на плече.
— Снимай платье, Лиана, — сказал я так, чтобы она поняла — я не шучу.
— Но у меня нет ничего, — от уверенности её не осталось и следа.
— Это не мои проблемы. Раздевайся!
— Отдай мне мои вещи! — заявила упрямо.
— Я их сжег. — И это была истинная правда. В тот же вечер приказал горничной избавиться от её тряпок.
— Тогда у нас вышел обмен, Ренат, — Она перестала плакать. Злость в её глазах сменилась решимостью. — Платье я тебе верну. Но позже. — Открыв сумку, Лиана вытащила телефон, затем карту, подошла к журнальному столику и молча положила.