Спор о Сионе. 2500 лет еврейского вопроса

В России началось восьмимесячное междуцарствие, подготовившее переход власти от масона Керенского к чисто еврейскому режиму Ленина и Ко. Именно в это время Вильтон вдруг потерял «доверие» своей газеты, и о причинах этого в «Официальной истории Таймса» говорится: «Вильтону весьма повредило, что одно из его сообщений… произвело в сионистских кругах и даже в министерстве иностранных дел впечатление, что он антисемит». В «сионистских кругах», как заметит читатель, даже не в коммунистических, сотрудничество тех и других становится здесь очевидным. С чего бы это вдруг «сионистам» (желавшим получить от британского правительства еврейский «очаг» в Палестине) надо было обижаться на то, что английский корреспондент в России сообщал о подготовке русских евреев к захвату там власти? Вильтон сообщал о характере этого процесса, и это было его обязанностью, как корреспондента. Однако, по мнению «сионистов», одно это уже было «антисемитизмом», а одного этого предположения было достаточно, чтобы издатели газеты потеряли к нему «доверие». Спрашивается, что он должен был делать, чтобы сохранить это «доверие»? Очевидно сообщать о событиях в России в ложном свете. От него ожидалось, ни много, ни мало, чтобы о самом главном из того, что происходило в России, он не писал ни слова!

Читая эту весьма вразумительную «Историю Таймса», автор задавал себе вопрос, какими путями «сионистские круги» смогли распространить в министерстве иностранных дел, а это министерство, в свою очередь, в редакции газеты мнение, что Вильтон — антисемит? Историки привыкли к тому, что, подобно одинокому золотоискателю, они затратят много труда, получив взамен очень мало, однако, в данном случае, автор был поражен, натолкнувшись на крупный самородок правды в «Официальной истории Таймса» через 35 лет после описываемых событий. В нем значилось, что начальник отдела пропаганды Форин Оффиса послал издателю Таймса сообщение одного из своих сотрудников, приводившее упомянутое выше обвинение (первоначально напечатанное, по всей видимости, в одном из сионистских листков). «Официальная История» даже называет фамилию этого усердного «одного из сотрудников». Им оказался некий молодой человек Реджинальд Липер, который 30 лет спустя (уже как сэр Реджинальд) стал британским послом в Аргентине. Автор этих строк поинтересовался с помощью «Who is Who» карьерой Липера, и нашел, что его первая служба началась (в возрасте 29 лет) как раз в 1917 году: «поступил на службу в международный отдел Департамента информации (мин-ва иностр. дел) в 1917 году». Меморандум Липера о Вильтоне был послан в «Таймс» в начале мая 1917 года. Другими словами, если он начал служить в министерстве первого января, то когда он послал в «Таймс» донос на одного из его лучших сотрудников, проработавшего в газете 17 лет, его стаж государственной службы составлял ровно четыре месяца, чего оказалось, однако, достаточным для немедленного эффекта: «Официальная История» пишет, что с этого момента все сообщения Вильтона о решающем периоде в истории России либо не доходили по адресу, либо же игнорировались. Заметим снова, что издателем «Таймса» было то же лицо, на которое жаловался полк. Репингтон в 1917-18 гг. и кому автор этой книги послал в 1938 г. заявление об уходе по той же причине невозможности работать далее в согласии с правилами честного журнализма.

Некоторое время Вильтон продолжал бороться, протестуя против замалчивания и извращения его статей, а затем, в качестве последней услуги честному журнализму, он написал обо всем, что он к тому времени узнал, в своей книге. Он распознал и описал действия режима, показывавшие его особую сущность: закон против «антисемитизма», преследования христиан и христианства, канонизацию Иуды Искариота и талмудистский отпечаток пальцев на стене полвала, где были убиты Романовы.

Таким «отпечатком пальца» был уже один только «закон» против антисемитизма, не поддающегося, как известно, юридическому определению. Этим «законом» незаконное само по себе и открыто еврейское правительство предупреждало русский народ, чтобы под угрозой смерти он не смел бы интересоваться авторами и источниками революции, как и теми, кто им управлял. Фактически это означало, что Талмуд стал законом для России, а за последовавшие 40 лет он стал во все более широких масштабах превращаться в закон для жизни всего Запада (написано в 1955 г. — прим. перев.).