Спор о соли и железе (Янь те лунь)

В качестве формулы, трактующей награды и наказания как «ответы» на благое или преступное действие, «сановник» (хоть и не вполне точно) цитирует слова «Гунъян чжуань»: «Благородный муж плохо относится к тому, кто плох... хорошо относится к тому, кто хорош» (ср. выше, с. 76-77). Но он отбрасывает их конфуцианскую трактовку из «Гунъян чжуань», по которой «плохое отношение к тому, кто плох», ограничивается его личностью, а «хорошее отношение к тому, кто хорош, распространяется на его сыновей и внуков»[372]. Вместо такого партикуляристского отношения к хорошим и плохим «сановник» предлагает другое, придавая универсалистский смысл конфуцианской формуле, но при этом акцентируя «плохое отношение к плохим» и, соответственно, наказания: «Если наказать одного плохого человека, то тьма простолюдинов будет радоваться... Народ становится заносчив оттого, что его с любовью оберегают, но повинуется наказаниям. Поэтому наказания — то, чем исправляют народ...»[373].

Он отвергает мысль о милосердии, о том, чтобы «благодетельствовать злым людям», полагая, что «сострадание привлекает вражеские войска, человеколюбие наносит ущерб наказаниям». Он, как и «императорский секретарь», связывает между собой мысли о неотвратимости и суровости наказаний: «Если указы суровы, то простолюдины осмотрительны... Если запреты не являются неотвратимыми, то [даже] трусливые люди будут надеяться на незаслуженное везение; если наказания заслуживают доверия, то [даже разбойники] Чжи и Цяо не станут совершать преступлений»[374].

Эти мысли были соотнесены нами с легистской традицией. Во-первых, с теорией из «Гуань-цзы», связующей принцип назначения наград и наказаний с концепцией универсализма власти монарха, подобного сиянию солнца и луны, от которых все получают свет; по этому принципу «наказания и награды заслуживают доверия и неотвратимы», благодаря ему устанавливается доверие народа к наградам и наказаниям и тем самым к закону[375]. Во-вторых, со свидетельством Хуань Таня, что по «методу гегемона» «награды и наказания неотвратимы и заслуживают доверия»[376]. В-третьих, с идеями Шанского Яна, Хань Фэя[377] и Ли Сы, которые подчеркивали, что награды должны быть щедрыми, а наказания — тяжелыми даже за легкие преступления; эти идеи противоречат конфуцианскому истолкованию соответствия наказаний преступлениям в духе концепции талиона (ср. выше, с. 73-74).

По примеру Ли Сы «императорский секретарь» и «сановник» сочетали принцип суровости законов, идущий от Шанского Яна, с принципом «расследования и требования [к ответу]» (ду цзэ [128]), восходившим к учению Шэнь Бу-хая. Произведенная нами (на более широкой источниковедческой базе, чем та, на которую опирался X. Г. Крил в 1974 г.) реконструкция метода ду цзэ показала, что это — часть «метода» (шу), т. е. административной техники контроля над бюрократией со стороны правителя; что ду цзэ построен на доктрине этого контроля сын мин (129] («исполнения и названия») и, следовательно, воплощает принцип «на основании названия [должности) требовать реального исполнения [ее функций]»; и что, «требуя [к ответу]» тех чиновников, у которых «реальное исполнение» обязанностей не соответствует «названиям» их должностей (т. е. определениям их функций), правитель должен действовать «исключительно сурово», добиваться от чиновников неукоснительного соблюдения обязанностей, побуждать их взимать с народа налоги сполна и безжалостно применять наказания через увечье[378].

«Императорский секретарь» широко цитирует и использует доклад Ли Сы трону о «расследовании и требовании [к ответу]» 209 г. до н. э., приводит даже содержащиеся там цитаты из «Хань Фэй-цзы», в значительной мере оттуда заимствуя мысль о необходимости тяжких и неотвратимых наказаний, тесно связанную с идеей «расследования и требования [к ответу]»[379]. «Сановник» тоже цитирует доклад Ли Сы в рассуждении о необходимости суровых наказаний даже за легкое преступление[380]. Оба чиновника сочетают в своих правовых воззрениях принцип универсализма закона с принципом назначения тяжкого наказания за такое преступление.

В духе этого сочетания «императорский секретарь» толкует и правило коллективной ответственности. Он уподобляет отношения в семье между отцом и сыном, старшим и младшим братьями, живущими в одном доме, связям между телом и конечностям: ««когда придет в движение один сустав», то это становится известно сердцу». На мысли об этих особых связях и проистекающем отсюда особом знании друг о друге он основывает концепцию взаимного наблюдения и взаимной слежки членов одной семьи, входящей в группу из пяти соседних семей, объединенных коллективной ответственностью; он считает отца и старшего брата ответственными за преступления сына и младшего брата, ибо они обязаны «наставлять» и «исправлять» этих последних[381].