Спор о варягах

Среди яркого, сильного и разнообразного штатного состава кафедры тех времен (А. Д. Столяр, Т. Д. Белановская, А. В. Давыдова, Г. С. Лебедев, В. А. Булкин, И. В. Дубов) большой популярностью у студентов пользовался доцент Л. С. Клейн, но мне довелось прослушать только его курс по «Основам археологии», поскольку в середине учебного года нашего второго курса он был арестован и исчез с кафедры. Студенты шепотом рассказывали об этом друг другу в коридорах истфака, естественно, что никаких официальных сообщений об этом не было, и все делали вид, что ничего и не произошло. Чем-то это напоминало зловещей памяти 1937 г. Говорить об этом вслух было нельзя. Время было зловещее: наши войска вторглись в Афганистан, и разрядка была сорвана. Сахарова сослали в Горький, а в Лениграде шли аресты чересчур либеральных профессоров. Современные студенты, выросшие уже в другое время и не заставшие реалий советской действительности, зачастую не понимают атмосферы того времени. Я в этом имел возможность неоднократно убедиться позднее, когда сам стал читать лекции по истории археологии. Двойственность сознания, когда на комсомольских собраниях говорилось одно, а потом за кружкой пива совсем другое, накладывала определенный отпечаток.

Что мы тогда знали о «Варяжской дискуссии 1965 г.»? Да очень немногое. Суть дела сводилась к тому, что группа ленинградских археологов-славистов, активные члены которой были нашими преподавателями (Г. С. Лебедев, В. А. Булкин, И. В. Дубов) или работали в ЛОИА (В. А. Назаренко, В. П. Петренко, Е. Н. Носов, Е. А. Рябинин и др.), развивая традиции М. И. Артамонова, И. И. Ля-пушкина и других ленинградских археологов, противостояла необоснованным и спекулятивным построениям по удревлению истории славян и преуменьшению роли норманнов в процессе образования Древнерусского государства. Эти построения в первую очередь ассоциировались с именами известных московских археологов директора Института археологии АН СССР академика Б. А. Рыбакова и профессора МГУ Д. А. Авдусина. Первый в силу своего положения вообще был официальным главой советской археологии, второй — автором широко известного учебника, по которому основы археологии изучали во всех вузах. Поэтому их точка зрения воспринималась как часть официальной советской доктрины, выдержанной в «правильном» идеологическом духе.

Что-то в этом противостоянии было и от старой, идущей еще из XIX в., розни между московскими и питерскими археологами, хотя к работам других московских авторов, например археологов В. В. Седова, В. Л. Янина или филолога Г. А. Хабургаева, отношение было иным. Да ведь и труды Рыбакова и Авдусина наши преподаватели, критикуя их, рекомендовали читать (не то что на кафедре истории КПСС!).

Такой отход от научного официоза воспринимался и как своего рода «научное диссидентство», фронда, а это не могло не привлекать молодых людей, политическое диссидентство которых ограничивалось чтением Гумилева и Бродского, распеванием песен Галича да анекдотами про Брежнева. По существу оно было и не политическим вовсе, а скорее культурным, вызванным заскорузлостью набившей оскомину еще в школьные годы официальной советской культуры с песнями про БАМ и комсомол, а молодежь хотела слушать рок. Некоторая оппозиционность (само слово-то почти политическое обвинение в те времена!), но не выходящая за рамки дозволенного (И. В. Дубов, например, был секретарем сначала комсомольской, а потом и партийной организации университета, а Г. С. Лебедев — членом партбюро факультета), вполне устраивала нас и создавала некий ореол вокруг участников «Варяжского семинара». Разница в возрасте с некоторыми из них достигала почти пятнадцати и более лет, и по существу мы представляли уже следующее поколение, которое училось у них и стремилось в чем-то подражать.

Но еще более важным было стремление к научной честности и объективности, которое интуитивно угадывалось в работах и лекциях ленинградских славистов. (Под честностью я понимаю важное для археолога умение строить теорию на основе фактов, а не подгонять их под априорные построения, поскольку не сомневаюсь, что Б. А. Рыбаков был искренне убежден, что корни славянской культуры можно найти в середине II тысячелетия до н.э.) Не аксиомы, а убедительные доказательства, что самой ранней достоверной славянской культурой является Корчак (хотя сейчас мы знаем и более ранние памятники), а норманны играли весьма заметную роль на ранних этапах Руси, что отражено и в летописях и в археологических памятниках, были вложены в головы студентов-археологов вне зависимости от их специализации. И это было важным не само по себе, а тем, что подобные принципы беспристрастного анализа переносились и на другие проблемы.