Спор о варягах

о пт Ъ начала.

РОСС1ЙСК АГО НАРОДА

до кончины ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ

ЯРОСЛАВА ПЕРВАГО

или до 1054 года,

сочиненная

МИХАЙЛОМЪ ЛОМОНОСОВЫМЪ

сшатпскимЪ СовЪтпникомЪ , Профессоров ХимУи , и ЧленомЪ Санкшпетербургской Императорской и Королевской Шведской Академий наухЪ.

ВЪ СЛНКТПЕТЕРЦУРГЪ При И~ялераторсхон Лкадемгн Наузй1766.

Титульный лист первого издания книги М. В. Ломоносова «Древняя российская история», 1766 г.

ПрОИЗХОЖДЕН1Е

НАРОДА И ИМЕНИ

РОСС1ЙСКАГО

вЪ высочайшее Тезоименитство

ВСЕПРЕСВЪТЛБШШЯ ДЕРЖАВНЪШШЯ

ВЕЛИК1Я ГОСУДАРЫНИ

ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ

ИМПЕРАТРИЦЫ

САМОДЕРЖИЦЫ "вСЕРОССШСКШ

и прочая , и прочая , и прочая.

всемилосгаивЬйиня нашея Государыни

ВЪ ПубЛИЧНОМЪ СОбрАНГИ

Академ Iи НаукЪ

СЕНТЯбрЯ 6 ДНЯ 1749 ГОДА.

изЪясненное.

ГерардомЪ ФридрихомЪ МьчлеромЬ

ЙмперагпорскимЪ ИсгпорюграфомЪ , V ни вереи пета ректоромЪ и Профессором!) , Императорски Академш НаукЪ и Королевскаго Аглинскаго Соиюшеша Ч/еномЪ.

ВЪ СашшшетербургЬ при Пмпе.шг.о^сксй Академш НаукЬ

Титульный лист первого издания диссертации Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского», 1749 г., послужившей поводом для спора с М. В. Ломоносовым

Все это было бы просто анекдотическим личным увлечением пожилого членкора, заставившим его выйти за рамки академических критериев доказательности, не более. Ну, еще карьерным ходом. Но его антинорманизм воинствующий. Этот членкор (который, не забудем, является директором головного института истории страны!) зачисляет всех, кто не согласен с его трактовкой, в норманисты, а о норманизме выражается в следующих формулировках:

«норманизм, питаемый в основном политическими импульсами и амбициями из-за рубежа, свил себе гнездо и на русской почве», он возник «в агрессивных и экспансионистских кругах» Запада, а мнение о том, что варяги — скандинавы, «эта сторона норманизма яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой филологов», построивших свои конструкции «на глубоко тенденциозной основе»; «определенную поддержку новейшие норманисты имеют среди некоторых ученых Запада» (Сахаров 2002); «Солидарность и конъюнктурный расчет лежат в основе этого опасного единства, покрывающего душным туманом русскую науку...» о видной скандинавистке докторе наук он отзывается так: «наша историография со времени отпетых норманистов XIX в. не знала ничего подобного. Мы снова возвращаемся в эпоху норманистских мифов, затасканных клише прошлого, отсутствия научных аргументов и амбициозной наглости» (Сахаров 2003).

Какой знакомый словарь! Как быстро А. Н. Сахаров восстановил свою советскую фразеологию! (Он тогда писал о «борьбе с норманистами всех мастей».) Вот на кого ориентруются Васильева и ей подобные.

С. Иванов очень здорово подметил сходство А. Н. Сахарова с влади-мовским Русланом. Самое смешное, что сейчас А. Н. Сахаров видит причины успехов норманизма, «заморочившего» истинную науку, — в чем бы вы думали? — в «опоре на влиятельные партийные, государственные и научные структуры» (Сахаров 2003:13)! Это при том, что, как всем известно, «партийногосударственные структуры» в советское время насаждали и поддерживали антинорманизм, его же поддерживают (сохраняя А. Н. Сахарова на посту директора института) и сейчас. Другого бы Сахарова — не сохранили.

«Тотальный норманизм, превративший историю Древнерусского государства в придаток к истории Швеции...» — подпевает А. Н. Сахарову более молодой антинорманист В. В. Фомин в статье «Кривые зеркала норманизма» (Фомин 2003: 116). Он зачисляет в норманисты даже тех, чьи вклады всегда относили к антинорманистским: Д. С. Лихачева, В. В. Мавродина, А. Н. Кирпичникова. Достаточно признать, что варяги были скандинавами, норманнами — и ты уже норманист и, безусловно, антипатриот (Фомин 2003; 2005). Всё чаще объективное исследование рискует наткнуться не просто на «непонимание» властей, на отказ в ассигнованиях, но и на крикливое шельмование в печати со стороны «ультра-патриотов», на политические обвинения.

Вот почему мне представляется, что сейчас самое время вспомнить, как мы сумели отстоять возможности заниматься объективным исследованием варяжского вопроса в условиях тоталитарного строя и идеологического пресса, когда государственно-партийной нормой было четкое рассечение на норма-низм и антинорманизм, а последний был единственно допустимой позицией для отечественных историков и марксистов.