Раскопки двух Гнездовских городищ носили разведочный характер, и лишь в 1967 г. начались работы по исследованию большого Гнездовского поселения (раскопки экспедиции Л0ИА АН СССР под руководством И. И. Ляпуш-кина в 1967-1968 гг.). Археологическое изучение таких древнейших летописных центров, связанных с легендами о варягах, как Изборск (Гроздилов 1965), Белоозеро (Голубева 1965; 1967), Полоцк (Ляудансю 1930; Штыхов 1965), находится в зачаточном состоянии. До сих пор не опубликованы полностью материалы археологического изучения Пскова (Гроздилов 1962).
Таким образом, археологические источники, относящиеся к периоду образования Древнерусского государства и предшествующему времени, изучены с точки зрения интересующего нас вопроса весьма неполно и к тому же чрезвычайно неравномерно: если поселения и могильники лесостепной полосы Восточной Европы исследовались в течение нескольких десятилетий, и ныне мы имеем представление о материальной культуре славян VIII—X вв. на этой территории (Ляпушкин 1949; 1958; 1961), то для памятников лесной зоны до сих пор не составлена даже сводная археологическая карта, которая позволила бы разобраться в соотношении финских, балтских и славянских культур, понять характер освоения славянами этой территории, взаимодействия их с теми или иными местными и пришлыми, в том числе и скандинавскими элементами. Работа Станкевич (1960), несмотря на ценность собранного археологического материала, во многом устарела, так как в этническом определении ряда памятников Я. В. Станкевич исходила из отвергнутых ныне автохтонистских концепций (см. Ляпушкин 1966:126).
Односторонний подход (как со стороны буржуазных археологов, так и со стороны боровшихся с их концепциями некоторых советских ученых), концентрация усилий на исследовании памятников, имевших лишь непосредственное отношение к варяжскому вопросу, привели к тому, что сейчас мы располагаем материалами нескольких относительно хорошо изученных центров, истолкование которых на далеко не ясном историческом фоне не может быть достоверным и окончательным. Представляя характер значительной части погребений больших, так называемых «дружинных» могильников, мы не можем сопоставить их с массовым материалом рядовых курганных могильников лесной полосы. Те из раскопанных поселений, на которых археологически засвидетельствовано присутствие скандинавов, невозможно в лесной полосе сравнить с достоверно славянскими поселениями: последние изучены недостаточно (Ляпушкин 1966 128,132).
Археологические памятники эпохи викингов и предшествующей поры в Швеции изучены значительно шире. Так, достаточно отчетливое представление о погребальном обряде различных социальных групп шведского общества мы можем составить по публикациям таких крупных могильников, насчитывающих от нескольких сот до 1000 раскопанных погребений, как Бирка, Кварн-баккен на Аландских островах, Ирефельтет на Готланде (АгЬтап 1939; 1940-43; КМковИ 1963; $1епЬегдег 1942-1944). Погребения знати VI—VIII вв. представлены в родовых кладбищах Венделя, Туны, Вальсгерды ($1о1ре & Ате 1912; Ате 1934; Аг\апс1$$оп 1942; 1952). Исследованы и полно опубликованы различные типы скандинавских поселений — от хуторов в Швеции, Исландии и Гренландии ($1епЬегдег 1940; 1941; 1945) до больших торговых городов (Но1тду1$11961; ЭапкНп 1943) и военных лагерей (МогШпс! 1948).
Достаточно полной и четко систематизированной библиографической и историографической разработкой археологических источников по варяжскому вопросу мы обязаны недавно вышедшему труду И. П. Шаскольского (1965). Этот труд стал необходимым подспорьем даже для тех исследователей, которые не разделяют в полной мере историографических и исторических выводов автора.
Такова в целом та материальная база, на которой мы можем работать, те источники, которые мы можем использовать для решения поставленных вопросов. Эта база, конечно, недостаточно широка и прочна и не на все вопросы позволяет ответить полно и уверенно, но, с другой стороны, она не так уж и незначительна. Есть хорошо раскопанные погребальные комплексы и культурные слои, есть репрезентативные выборки для статистической обработки, есть данные для достоверных и надежных, хотя и ограниченных (иногда условных), заключений.
Выделение среди археологических материалов Восточной Европы норманнских древностей, раскрывающих характер славяно-скандинавских отношений на этой территории в IX—XI вв., можно условно разделить на два этапа: 1) выделение отдельных вещей скандинавских типов, позволяющих судить о времени установления связей между Скандинавией и Восточной Европой, их длительности и отчасти характере; 2) выделение скандинавских комплексов, свидетельствующих о том, что какое-то количество норманнов находилось в Восточной Европе и, очевидно, принимало участие в происходивших здесь событиях.