Спор о варягах

Если же мы вместо выборочного рассмотрения нескольких десятков ярких комплексов возьмемся за полную публикацию и статистическую обработку всех материалов, за выделение больших серий (типологических групп) комплексов на основе корреляции признаков, то затем мы сможем приступить и к этническому определению уже не отдельных могил, а целых серий. Только при соблюдении этих условий применение статистических методов, в том числе и установления относительного количества погребений разных этнических групп, позволит понять те или иные стороны исторического процесса.

При этом, однако, необходим дифференцированный подход к анализу этнического состава отдельных памятников или больших территорий, на которых этот процесс разворачивался. Если допустить, как предполагают некоторые авторы, возможность существования особых скандинавских поселков под Киевом, Новгородом, Смоленском (История 1966: 489), не говоря уже о Старой Ладоге, то можно ожидать, что прилегающие к ним курганные могильники окажутся не на 13, и даже не на 18, а на все 100% скандинавскими. Примером этому может служить скандинавский могильник в урочище Плакун близ Старой Ладоги.

Поэтому для того, чтобы от огульного отрицания норманнского компонента не перейти к другой крайности — преувеличению количества

Археологические памятники Восточной Европы, в которых найдены скандинавские комплексы X—XI вв. и скандинавские вещи в культурном слое поселений X—XI вв.

1 — Старая Ладога и Юго-Восточное Приладожье; 2 — Новгород и его окрестности; 2а — Псков и его окрестности; 3 — верховья р. Зап. Двины; 4 — Гнездовский могильник; 5 — Полоцк; 6 — район Белого озера; 7 — могильники Ярославского Поволжья; 8,9 — Владимирское и Суздальское ополье; 10 — Чернигов и его окрестности; 11 — Киевский некрополь.

варягов в Восточной Европе, необходимо помнить, что в этих случаях перед нами только выборка из всей массы древностей того времени, и при этом выборка не репрезентативная по отношению ко всей массе. Нельзя ограничиваться материалом нескольких, пусть крупнейших, могильников. Надо рассматривать норманнские древности на фоне широкого изучения восточноевропейских памятников, массовый анализ которых позволит составить полное представление о характере социального и экономического развития восточных славян в IX—X вв., а также об относительном количестве и скандинавов, и славян в составе населения тех или иных районов Восточной Европы. Такое исследование еще предстоит осуществить.

Пока же, на современной стадии изучения археологических материалов, мы лишь вправе отметить, что на тех участках Волжского и Днепровского торговых путей, где в IX в. мы находим отдельные норманнские погребения, в X в. варяги составляли не менее 13% населения отдельных местностей; при этом в Ярославском Поволжье численность варягов была равна численности славян, если не превышала ее, в других же районах сравнения со славянами провести не удалось.

Предложенные здесь числа мы приводим не в качестве окончательных (следовательно, они не могут служить достаточным основанием для исторических выводов), а лишь как предварительные результаты исправления методов подсчета, применявшихся другими исследователями, у которых получались другие числа (Д. А. Авдусин, М. В. Фехнер, И. П. Шаскольский). В книге «Археология СССР» Д. А. Авдусин (1967: 239) указывает, что «в Гнездове раскопано 800 курганов, из них менее двадцати, т. е. 2,5%, содержат погребения скандинавов». Да ведь как считать...

5. Социальный состав пришельцев

Понять характер культурных или иных взаимоотношений восточных славян и скандинавов невозможно без анализа характера тех социальных групп и слоев и скандинавского, и восточноевропейского общества IX—X вв., которые осуществляли эти взаимоотношения. Между тем представление о социальном составе попадавших в Восточную Европу норманнов до сих пор базируется главным образом на анализе некоторых богатых, так называемых «дружинных» погребений. Именно как погребения дружинников характеризует наиболее выразительные скандинавские комплексы Д. А. Авдусин (1967: 231-239). М. К. Каргер (1958, т. 1:212-230), оставляя в стороне вопрос об этнической принадлежности погребений в камерных могилах Киева, связывает их с представителями высшего слоя киевской знати. Бесспорно, какое-то количество варягов, занимавших высокое положение в дружинной среде, представлено в погребениях обоих этих могильников. В Ярославском Поволжье, напротив, М. В. Фехнер (1963в: 15) подчеркивает исключительную бедность скандинавских погребений, считая, что ни одно из них нельзя отнести к дружинным. Это мнение, возможно справедливое, по отношению к Тимеревскому могильнику, вряд ли можно распространить на другие (в частности, Петровский), но само по себе наблюдение М. В. Фехнер представляется чрезвычайно ценным, так как обращает внимание на социальную неоднородность пришельцев из Скандинавии.