Спор об унтере Грише

Из-за всех этих странностей старый генерал слыл среди других лиц командного состава выжившим из ума (или, как говорят баварцы, «порченым»). Ведь благополучие дивизий, бригад, полков и артиллерийских частей не находится в прямой зависимости от сохранения драгоценной жизни начальствующих лиц. Даже странно, что этот старомодный ворчун сражался с успехом в составе войсковых соединений, в которые включалась его дивизия, и одерживал на своем участке победы.

— Превосходно, мальчик, — сказал генерал, вздохнув с облегчением. — А я думал, что у тебя сегодня опять в запасе для меня хлористая известь, нужники или банки с консервами. Но это неизбежно, — продолжал он, с видимым удовольствием размышляя вслух, — банки с консервами и хлористая известь важнее, чем добрая треть всей этой писанины, которую мы извергаем здесь, важнее всех этих цейхгаузов, лазаретов, депо, сестер милосердия и прочей дребедени, включая сестру Барб и сестру Софи.

— Понятно, — сказал обер-лейтенант Винфрид, щелкая каблуками и усмехаясь уголками глаз. — Итак, я прикажу закладывать!

— Прикажи закладывать, мальчик, — сказал Лихов, имея в виду большой серый дорожный автомобиль в пятьдесят лошадиных сил, который стоял для него наготове в сарае. — А дорогой ты доложишь мне положение на фронте. Есть ли новые донесения?

— Да, новых донесений достаточно. Но лучше заняться ими около полудня, следя по карте. В общем, нового пока мало, но на западе назревает кое-что.

— Итак, после обеда, в пять, Познанский, — повторил его превосходительство и позвонил, чтобы старый денщик Водриг подал ему шинель.

Серый автомобиль с белым в красно-черной рамке флажком командира дивизии у радиатора с резвостью гоночной машины мчался, сверля длинным носом воздух, навстречу ветру, к линии покрытого мелкими волнами облаков горизонта, который, словно играя, удалялся от машины.

К металлическому жужжанию мотора время от времени примешивалось резкое гудение рожка. Вода, стоявшая на дороге, каскадами вздымалась вверх по обе стороны машины, и воздушные волны с силою вихря смыкались за нею. Генерала легко было распознать: на обшлагах его шинели и на фуражке выделялись ярко-красные нашивки офицера высокого ранга.

Рядом с ним Пауль Винфрид в стальном шлеме и в одноцветной серой одежде казался олицетворением военного времени. Они оба — каждый по-своему — хранили в каком-то уголке мозга отложенный исполнением смертный приговор.

Дивизия Лихова занимала раскинувшийся широкой дугой участок восточного фронта, соприкасавшийся на севере с баварским армейским корпусом, а на юге — с австрийским.

На правом крыле ее находились смешанные войсковые соединения, в которые, с целью «более тесного контакта» были включены и германские и австрийские батальоны. На самом же деле босняки и словенцы должны были находиться под надзором прусских рот. Штаб дивизии находился на расстоянии свыше ста километров от той линии, которую можно было в последнее время рассматривать как фронт.

Штабы бригад, полков, артиллерийского управления, офицеры химической службы и офицеры связи, начальники санитарных управлений, высшее начальство саперных частей, аэро- и радиослужбы, обозных парков, дорожного строительства — все они были размещены на постоянных стоянках в небольших городах и деревнях. Им необходимы были подъездные пути к той прифронтовой зоне, где скучились солдаты и офицеры разных частей: телеграфисты, шоферы, строители дорог, мотоциклисты, конные ординарцы.

В то время как автомобиль пробирался вперед через леса, через широкие унылые коричневые равнины, прорезанные лужицами, в которых отражалось золото голубого мая, пред ними постепенно, словно веер, раскрывался весь организм армейской группы с телеграфными проводами вместо нервов и дорогами вместо мускулов; организм, созданный из сочетания металла, земли и человеческих масс.

Грохочущий, то и дело обдающий фонтанами грязи автомобиль спугивал на окраинах дороги отряды землекопов, которые в измазанных шинелях и штанах, засунутых в сапоги, поспешно выстраивались между окопами и дорогой и, стоя навытяжку, с мрачными лицами пропускали машину своего начальника, в то время как унтер-офицеры суетливо отдавали честь.

Непрерывно сигнализируя гудком «правее», они обогнали длинные колонны повозок с продовольствием. Громадные штабеля леса, стоявшие в открытом поле, предвещали новые постройки: бараки для войск, может быть учебный плац или конский лазарет для заболевших чесоткой — этим бичом лошадей. Далее они обогнали, проехав почти вплотную, вереницы грузовиков: они везли новое солдатское обмундирование для фронта из сбереженных запасов.

Налево от дороги, под огромными навесами, топтались со спутанными ногами лошади тяжелой батареи. В редком сосновом лесочке, где приютился артиллерийский парк, разместились правильные штабеля покрытых цветной парусиной гранат и ящиков с порохом.