Спор об унтере Грише

Своим высоким приглушенным голосом он отдавал сотрудникам приказания крайне вежливо, в виде просьбы или в такой форме, словно инициатива исходила от собеседника, а он лишь выражал его мысль словами.

Взгляды и намерения сотрудников его огромного штаба, привычки и поведение интеллигентов, попытки к стяжательству со стороны людей, нечистых на руку, — все это никогда не ускользало от него, хотя никто не чувствовал на себе его недреманного ока.

Стимул, направлявший его деятельность, был недвусмысленно ясен. Он желал по заключении мира присоединить эту область в пригодном состоянии к германскому государству. Он уже теперь приказал перешить рельсовый путь в соответствии с германской железнодорожной колеей. Он предполагал, что высокая историческая миссия германцев на земле только началась. В его представлении германцы были народом избранным, божественным уделом которого является господство над другими и создание высшей породы людей.

Он никогда не бывал в западных или южных странах и составил о них представление только по прочитанным книгам, из которых он, сам того не замечая, отбирал лишь те, которые соответствовали его заветным взглядам.

Теперь он тоже с удовлетворением отмечал отклики газет и доклады секретных осведомителей, доклады, которые в качестве зарубежной информации министерства иностранных дел доводились, в форме особый бюллетеней, до сведения высоких инстанций; при этом он принимал за достоверные лишь такие известия, которые имели целью поддержать надежды его единомышленников. А те, кто передавал нежелательные новости, тотчас же впадали в немилость, оттирались, подвергались разжалованию, отсылались нередко в действующую армию, не ведая даже, по чьему распоряжению.

Желания и стремления населения оккупированного края, все, что бродило и зрело в нем, меньше всего интересовало Шиффенцана. Он считал, что знает нужды этих людей лучше, чем они сами. Им же надлежало только беспрекословно повиноваться и выполнять его приказы, даже если они их не понимали.

Они — несовершеннолетние, они нуждаются в руководстве, как солдаты в армии, которым, по его приказу, вдалбливают его планы, мысли, политические нравоучения.

Его дело было повелевать. За это он нес ответственность. Дело же населения — повиноваться, идти на поводу, гнуть спину. В противном случае этих людей надлежит растоптать.

Словно со спокойно парящего аэростата, он обозревал, оставаясь сам в тени, свои владения, города, леса, пашни, людей. Он утверждал, что ему не нужны почести, слава, признание. С него было достаточно власти. Он любил сигары, хорошую еду, анекдоты о Бисмарке, прогулки верхом с небольшой свитой, дальние быстрые поездки в штабном автомобиле, легкие, веселые беседы с офицерами своего штаба или гостями. Он любил также свою безграничную работоспособность. Терпеть не мог сопротивления, вольнодумства, беспощадно ненавидел всякую смуту, разложение, болтовню людей Запада о демократии, революционность черни на Востоке.

Когда в марте, в первые дни неписанного перемирия, русские и немцы начали ходить друг к другу в окопы и брататься, он тут же разослал приказ — прекратить это безобразие и допускать посещение вражеских окопов лишь постольку, поскольку это полезно для шпионажа. А когда под Якобштадтом командир одного участка недолго думая захватил в плен тридцать шесть русских, пришедших брататься, он немедленно наградил его и удовлетворенно ухмылялся, узнав через шпионов о волне негодования, которая прокатилась по всему русскому восточному фронту.

Шиффенцан с нетерпением ждал начала русского наступления. В его докладах в главную ставку между строк прорывалось ликование в предвидении этой последней попытки. Как он и предполагал, русские прорывались у Сморгони и Бжезани. Он был доволен. Потеряны были деревня Крево на севере и Конюхи на юге. Пусть так!

Неожиданная атака русских у Якобштадта, которая бешеным натиском смела людей с этой позиции, заставила его поморщиться. Неприятный пассаж.

Но вот он уже с удовлетворением слушает донесения о русских потерях на южном участке фронта. Там были скошены поголовно последние боеспособные русские дивизии: целые горы трупов.

Затем последовали атака, контратака, наступательная операция союзных армий: австрийский план — разработка Шиффенцана. Операции развертывались в соответствии с его намерениями. Вступление «организованной Германии» в разорванную на клочки, хаотическую Россию произошло без заминки.

Только одному Шиффенцану была известна цель наступления, он сам намерил ее: Киев, Одесса, Крым (хлеб, суда, Черное море). Он вознамерился оторвать от России кусочек пожирнее. Он смеялся над опасениями, что американцы могут сыграть на Западе сколько-нибудь значительную роль.