Спорим, будешь моей

– Ты меня избегаешь?

Я не способна ответить. Нервно сжимая ладони в кулаки, ощущаю, как в них собирается липкая влага.

Отступаю. Точнее сказать, крадусь. Не отрывая от Чарушина взгляда, заторможенно и минимально сдвигаюсь. Однако он на каждый мой шаг делает свой. Не позволяет увеличить расстояние. Напротив, сокращает его, пока не оказывается почти вплотную ко мне. Не прикасается, руки в карманах брюк держит. Но, нависая и замещая окружающий мир, будто кислорода меня лишает.

«Ты не оттолкнула меня…»

Разорвав зрительный контакт, пытаюсь игнорировать Чарушина. Смотрю на его черную футболку, пока в глазах рябить не начинает.

Но он ведь никуда не девается! Стоит и смотрит на меня. Выдерживать это никаких сил не хватит. И я с отрывистым вздохом сдаюсь. Запрокидывая голову, сталкиваюсь со знакомой и такой пугающей порочной темнотой его глаз.

С трудом сглатываю и шумно втягиваю воздух. Чарушин тоже. Размыкая губы, производит несколько коротких вдохов-выдохов. А потом проходится по ним языком и резко стискивает челюсти.

Я моргаю. Внизу живота становится больно и горячо. Перераспределяя эти ощущения, напрягаюсь всем телом и еще сильнее сжимаю кулаки. Раню себя ногтями, но и это не отвлекает.

– Ты собираешься отвечать? – одна из идеальных бровей этого дьявола надменно приподнимается. Красивые губы скашивает кривоватая ухмылка. – Ты вообще как, слышишь меня? Повторить?

– Мне нельзя с тобой разговаривать.

– И почему же? – спрашивает он, прежде чем я готова дать ответ.

«Никто не увидит…»

– Мои сестры… – выдыхаю я.

Сама себя не слышу. Но Чарушин каким-то образом улавливает смысл. Скашивает взгляд к тому месту, где сидят настороженные девочки. Они давно побросали свои занятия и выглядят сейчас очень испуганными.

– Привет, – им он улыбается как-то иначе.

У меня даже сердце екает, когда я это вижу. Ну, или как назвать, когда вполне здоровую четырехкамерную мышцу пронизывает стрелой? Опуская взгляд, мотаю головой. А Чарушин тем временем отходит.

Направляется прямо к девочкам. Те, подобно мне, едва дышат, когда он приседает и упирается одним коленом в плед.

– Я – Артем. Тренер Лизы, – клевещет дьявол и даже не краснеет.

– Тот, который накричал на нее и пригрозил отчислить из академии? – простодушно уточняет Стефа.

Чарушин смеется и мотает головой. А у меня по телу будто электричество пробегает. Ищет выход. Да только его нет. Проносится по кругу и, в конечном итоге, разряжается в той же несчастной сердечной мышце.

– Нет, другой. Я здесь, чтобы помочь вашей сестре.

– Научить ее играть? – протягивает Уля. – Это бесполезно, – шепчет, как всегда, искренне. А потом, спохватываясь, с сожалением смотрит на меня. – Извини.

Чарушин снова смеется. И снова этот звук внутри меня отзывается и учиняет беспредел.

– Нет, не бесполезно, если за дело берется профессионал, – самоуверенно заявляет он девочкам.

Я презрительно морщусь. И вдруг ловлю себя на мысли, что неискренне это делаю. Напоказ. Впрочем, Чарушина не задевает. Зря с этим лукавством грех на душу взяла.

– Так ты ей поможешь? – вздыхает Стефа с восхищением.

– Да. Только об этом никто не должен знать. Вообще никто.

Ну… Демон!

– Почему? – спрашивает Уля.

– Если кто-то узнает, у меня будут проблемы. Вы же этого не хотите?

– Нет, – выговаривают девочки почти в унисон.

Я сердито вздыхаю.

– Так, хватит, – высекаю и быстро иду к ним. Но едва Чарушин выпрямляется, резко теряю всю решительность. Он снова весь мир заслоняет. Дьявол! – Уходи сейчас же! Не… Не… Не надо так делать!

– Как?

А я ведь не могу объяснить, что имела в виду.

– Так!

Чарушин смеется. И я бы повелась на эту эмоцию, если бы его глаза не горели пороком.

Боже…

Кого я обманываю? Все равно ведь ежусь, словно после мороза под солнце ступила. Кожу стягивает дрожью, и демон это, похоже, замечает.

К счастью, мне плевать, что он думает!

И снова я ловлю себя на лжи!

Боже…

Он меня своим взглядом сжигает дотла. Медленно скользит им по губам, шее… груди… Обратный путь гораздо быстрее преодолевает.

Впивается в глаза.

Черты лица заостряются. Ноздри жестко раздуваются на вдохе. Ресницы заторможенно и вместе с тем гипнотически трепещут.

Разве может быть темнота такой горячей?

Вновь мне не хватает воздуха. Снова сокращаются до боли мышцы.

– Возьми мяч, – приказывает таким тоном, словно и правда имеет надо мной какую-то власть. – И подойди к штрафной линии.

– Что ты делаешь? – выпаливаю, едва сдерживая раздражение.

– Помогаю тебе, очевидно же.

– Я не просила!

– Да. И я знаю, почему.

– Не надо… – выдыхаю и прерываюсь. Судорожно втягиваю воздух. – Какими бы ни были твои мотивы, я против.

– Да я правда просто помочь тебе хочу, – разводит руками.

Такой «честный», аж на слезу пробивает!

– А я сказала, чтобы ты уходил, – повторяю достаточно нервно. – Знаешь… Нельзя насильно причинять… Даже добро!

Чарушин упирает руки в бока. Закусывая губы, яростно тянет воздух.

– Нет, не знаю.

– Тогда…

Закончить не успеваю. Он вдруг шагает ко мне, и я, естественно, забываю слова и предназначение языка.

– Если хочешь, чтобы я ушел, сыграем, – выдвигает безапелляционно.