Спорим, мы поженимся?

— А вы, пожалуйста, пообедайте.

Особо я выделила слово «пожалуйста», и Гоша посмотрел на меня очень внимательно. Ну очень-очень внимательно. Но стыдно мне не стало, как он тайно надеялся. Я сгребла бумажки, нашла среди них свой трудовой договор и протянула руку за ручкой. Гоша вложил увесистый Паркер в мою ладонь, наши пальцы соприкоснулись. И я отчего -то смущённо отдёрнула кисть. Смутилась из-за собственного смущения. Села в кресло, злясь на покрасневшие щёки. Наморщила лоб, пытаясь прочитать первый пункт договора, но ничего не поняла. Внутри что-то лихорадочно сжималось и разжималось, но, какой это был орган, я не знала. Может, сердце, а может, душа, которой, говорят, не существует.

— Подписывай уже. Ты что, мне не доверяешь?

— Папа велел читать всё, что подписываю, — из вредности ответила я. — А то вдруг окажется, что это я вам платить должна.

Он хмыкнул и взял тарелку:

— Что это?

— Суп.

— Капитан Очевидность. Что в супе?

— Ваши любимые овощи. Ешьте и не выпендривайтесь!

— Надеюсь, ты брала только овощи без ГМО?

— Да-да, без ГМО, без пальмового масла и без консервантов, — буркнула я, отходя от неожиданного приступа смущения.

Он нахмурился, но проглотил первую ложку. Поморщился. Потом лицо его просветлело:

— Вроде бы ничего на вкус.

— Ничего? Серьёзно? — забеспокоилась я. — У вас нос забит? Атрофировались вкусовые рецепторы?

— Что такое опять?

— Ничего!

Гоша съел вторую ложку и кислым голосом сказал:

— Ладно, это вкусно.

— Ну вот! — обрадовалась я. — Ведь можете, когда хотите! Похвалить от вас не убудет!

— Курица была отвратная, между прочим!

— Она была вчера, а один раз не водолаз!

— Яна, подписывай договор, чтобы я мог начать тебя эксплуатировать! — фыркнул Гоша вроде как с возмущением, но я видела, что он смеётся.

А если человек смеётся над шуткой, значит, он не безнадёжен, правда?

Глава 7. Ночь, которую я заслужила

Слава богу, больше никто к Гоше не пожаловал до самого вечера. Я следила за больным по часам, чтобы он принял таблетку, прополоскал горло, выпил пробиотик... То и дело совала под мышку градусник, но температура не поднималась выше тридцати семи.

Гоша страдал.

Так страдать могут только больные мужчины, ей-богу. Ему были нужны влажные салфетки, антисептический гель для рук, пить, есть, а нет, не есть, потому что горло болит, ту таблеточку, которую надо рассасывать... И ноутбук! Надо работать! Некогда болеть! И никакие уговоры не помогали. В конце концов я позволила ему прочитать входящие мэйлы и отобрала девайс, чтобы не перетруждался. Однако не выдержала последовавшего за этим богохульством нытья, поэтому предложила компромисс. Гоша диктует, я печатаю. Он с радостью согласился.

И мы печатали.

А потом снова полоскание, печатанье, «отстань, я в туалет иду!»

Потом ужин. Ужин вообще достоин отдельной саги. В смысле, ужин приготовленный любой мало-мальски нормальной женщиной для Георгия Аслановича Возникова. После этого я зареклась вообще когда-нибудь готовить, если шеф находится в помещении. Оказывается, я не умею пассеровать овощи (без ГМО, консервантов и пальмового масла, оф кос), не умею их резать, да что там. Я даже их держать не умею правильно.

После такого самоуверенного заявления с трудом удержалась, чтобы не послать Гошу. готовить самому, но снова пожалела больного и пригрозила, что сделаю куриное филе в пароварке. Гоша слегка призадумался и притих. Видно, понял, что без меня умрёт с голода. Да и факс перевести будет некому.

Факс, кстати, я перевела.

Предложение дополнительного соглашения к договору об издании некой книги китайского автора, которая недавно была переведена на русский язык. Какой-то Чуан Чжен написал сагу о становлении юного мага. Слава богу, что книга уже переведена, а то Гоша подкинул бы мне, а я бы уснула на второй странице.

Когда мой больной шеф выпил последнюю таблетку за день, а на улицу за окном, оказывается, уже опустился вечер, я осмотрела гостиную и сказала:

— Ну, поеду-ка я домой, рабочий день закончился.

— Кто сказал такую гадость? — удивился Гоша. — Ты договор подписала? Ты видела там пункт про рабочий день?

— Я всё понимаю, но на коврике в прихожей ночевать не буду!

— Яна, ты не выглядишь собакой. Я поднимусь в спальню, а ты займёшь диван.

Гоша с кряхтением поднялся на ноги. Покачнулся от слабости, и пришлось метнуться поддержать. Ведь если упадёт, я снова не повторю вчерашний подвиг.

— Я сам, — буркнул Гоша. Подтолкнув его к лестнице, поддерживая за талию, я ответила:

— Угу, сам, конечно! Сами вы, Георгий Асланович, разве что ползком туда вползёте, да и то не уверена.

Восхождение было тяжёлым и долгим. На каждой второй ступеньке мы останавливались и отдыхали. Через пятнадцать минут лестница была покорена бесповоротно, и я подумала, что в спальне Гоша и останется до полного выздоровления. Или мне придётся срочно подкачивать мышцы.

Нет, нафиг, нафиг. Пусть лежит в мягкой кроватке и смотрит телик. И мешать не будет, придираться, как готовлю. А я по лесенке побегаю, мне не трудно.

Войдя в спальню, Гоша покрутил головой и выдохнул:

— Что ты тут натворила?