Спорим, она будет моей

— Держи, — протягивает мне блестящее зеленое яблоко, — апельсинов не было сегодня.

— Спасибо, — вгрызаюсь зубами в сочный, кисло-сладкий фрукт.

Въехав в класс, ложусь лбом на парту. Чьи-то пальцы забираются мне в волосы, явно женские, с ноготками. Перебирают их, массируют голову, случайно царапая. Это не Василина, но я не отталкиваю. Даже не смотрю, кого принесло по мою душу. Хочется ответной ревности от Амелиной. Чтобы вскипело у нее все внутри. Ей пойдет.

— Хороший такой, — узнаю по голосу подружку Соболевой. Не знаю, как зовут. Неинтересно было.

Чего ей от меня надо? Братишка отшил, решила переключиться на бракованную копию?

Чё я злой-то такой сегодня?!

Поднимаю голову. Она вздрагивает, замирает. Стреляю взглядом в сторону. Закусываю губу, чтобы не улыбаться. Амелина, закатив глаза к потолку, отворачивается. Я прямо читаю в ее глазах: «Я так и знала!». Только ни черта она пока обо мне не знает. Это надо исправлять.

— Как зовут? — спрашиваю у подружки местной стервы.

Соболеву там Ник окучивает. Мне отсюда видно, как его наглые руки гладят ее коленку, подбираясь к краю форменной юбки. Брат получает по пальцам. Ржет. Играется он, девочка просто не понимает, уверенная о своей исключительности.

— Настя. Можно я с тобой сяду? — хлопает ресничками миловидная кукла.

— Зачем? — искренне не понимаю.

— Просто так, — пожимает плечами. — Ты тут один совсем.

— Мне нормально. Шоколадку хочешь?

Не дожидаясь ответа, отдаю ей швейцарский с фундуком. Она тут же его разворачивает, ломает. Одну дольку кладет себе в рот, вторую подносит к моим губам.

— Я с рук не ем, — забираю у нее сладость.

Куксится.

Никита бросает на меня взгляд. Показываю ему большой палец вверх. Походу кто-то сегодня ночевать не придет. Дед будет в ярости.

Я бы тоже сорвался, если бы мог. Потом вместе бы с братишкой огребали. Скучаю по этим временам. Весело было. Из окна первого этажа сбегали или со второго на страховке. Криков потом было, пипец просто, аж уши закладывало, ну и санкции, куда без них. Выхватить страховочными ремнями по ляжкам — как нефиг делать. А мы их тырили и снова сбегали, пока дед решетки на окна не поставил.

В новом доме решеток нет. Пока.

После урока Василина куда-то убегает, а ее подружка задерживается. Вот она-то мне и нужна. Я специально притормозил.

— Влада, — ловлю девушку за руку, — поговори со мной пару минут, — на ее запястье под моими пальцами подпрыгивает пульс.

Ну серьезно? И она туда же? Одна Амелина у них какая-то непрошибаемая!

Глава 11

Василина

После занятий я на всех парах лечу домой. Громко сказано, правда. Общественный транспорт, будничные пробки. Перебираю ногами на месте от волнения, надеясь, что от этого моя маршрутка поедет быстрее. Так страшно прийти домой и не найти там маму. До боли кусаю губы, чтобы не расплакаться. Еще близнецы достали.

Вспоминаю угрозу Никиты. Мне не нравится, что я вообще подумала о нем именно сейчас. Наглый, настырный, избалованный! Не умею я с ними! С парнями вообще… Девчонки легко сходятся, расходятся, а мне страшно влюбиться. Это же привязанность и как терять ее потом? Мама потеряла папу и это привело к страшным последствиям. А вдруг я тоже влюблюсь настолько сильно, что потом не смогу до конца отпустить? Обо мне некому будет заботиться… И никому не расскажешь. Только Влада знает об этом моем страхе, потому что видит, как мне тяжело. С каждым годом все труднее, а тут еще бабушка с тетей Машей сверху. Но у мамы есть я, а у меня никого не будет. Я видела клиники, видела тех, кто в них содержится постоянно.

Не хочу. Я лучше учиться буду, а эти двое… да пусть идут лесом! Никита ко мне пристает, а потом лапает Соболеву. Я видела сегодня. Совсем не удивлюсь, если сегодня же он поедет к ней или наоборот, и у них все будет. Это же так просто. Они шепчутся об «этом» между собой. Делятся впечатлениями, кто, с кем, сколько. Даже дурацкие марафоны устраивают. Чертовы соревнования, кто больше!

Влюбиться страшно до панически сведенного живота, и я стараюсь выбросить из головы бессовестные стальные глаза.

Выскакиваю на своей остановке. Бегу домой. Киваю соседке, гуляющей с тойтерьером, и, запыхавшись, вваливаюсь в подъезд. Держусь за стенку, согнувшись пополам. Восстанавливаю дыхание и бегу по лестнице. Ноги уже отнимаются. Хватаюсь за дверную ручку. Дергаю. Закрыто. Теперь бы еще ключи в сумке найти.

Звеня мелочью, достаю связку из маленького кармана. Открываю. Бегу взглядом по прихожей. Вся обувь на месте. Нет, не вся! Маминых сапожек нет и бабушкиных ботинок.

— Маша! — ору с порога. Плевать мне, что она тетя. В грязной обуви пробегаю по квартире, обнаруживаю тетку перед телевизором. — Ты не слышишь?

— И тебе здравствуй. Не повышай на меня голос, — вякает она.

Противная. Терпеть ее не могу. Лучше бы работу искала, раз так в городе жить хочет!

— Мама где?

Улыбается. Мне хочется выбить ей зубы. С ноги. Прямо подошвой своих ботинок. И плевать, что я девочка. Я ботинки даже под платье одеваю, мне так удобно!

— Да придут они сейчас, не истери, — фыркает тетка. — Прогуляться до магазина пошли. Жрать нечего.