Спорим, она будет моей

В маршрутке привычно забиваюсь в угол. Сердце колотится в груди, как после пробежки. От злости и обиды дрожат пальцы и колени. Все тело неприятно покалывает, и мне катастрофически, до головокружения не хватает кислорода. Чувствую себя запертой в стеклянной банке.

— Остановите! — кричу водителю, понимая, что еще немного и я упаду в обморок. — Пожалуйста, остановите! Мне нехорошо!

Это срабатывает. Водитель останавливается, и я стараюсь как можно быстрее протиснуться через толпу людей на улицу. Жадно глотаю холодный воздух. В ушах звенит, перед глазами все плывет. Очень тяжело удержаться, когда тебя со всех сторон пытаюсь согнуть и поломать.

— Амелина, — слышу, как сквозь вату. — Вась, ты чего?

Поднимаю взгляд. Юрка. Стоит возле своей машины, поднимая меховой воротник расстегнутой куртки.

— Выглядишь жутко. Заболела? Ты скажи, чтобы я успел тебя поменять сегодня.

— Нет, укачало просто. Юр, ты меня до лицея не подкинешь? Опаздывать совсем нельзя.

— Падай, — кивает на автомобиль. — Точно нормально себя чувствуешь?

— Говорю же, укачало. Народу набилось, духота. Ужас.

— Вот поэтому я очень люблю и берегу свою подружку, — с улыбкой гладит машину по приборной панели.

После разговора с теткой выходка Соболевой перестала иметь значение. Поблагодарив нашего управляющего, обещаю ему не опаздывать на смену и бегу на занятия.

Как и предполагалось, на меня косо смотрят в коридорах, хихикают и перешептываются. Дети, честное слово! Нашли себе развлечение. Оглядываюсь на знакомое жужжание в коридоре второго этажа. Ян.

Вчера с ним вышло немного грубо по телефону.

— Извини, — начинаю первая. Этот Кириленко в моих проблемах не виноват.

— Не стоит. Почему не сказала, что Ник был у тебя?

— А должна была? Он приехал, мы поговорили, я ему озвучила ровно тоже самое, что сказала тебе. Не обижайся, Ян. Ты классный, правда.

— Но? — вскидывает свои идеальные брови.

— Мне не нужны проблемы в лицее. А они будут, если мы продолжим общаться. Ты нравишься Насте, — напоминаю ему. — Твой брат Ангелине. Займитесь ими. Оставьте меня в покое.

Не дожидаясь его ответа, ухожу в класс. Протискиваюсь за спинкой стула Влады, бросаю рюкзак и кладу голову на свои руки, сложенные на столе. Влада тихонечко гладит меня по спине. От нее очень вкусно пахнет новыми духами, такими же теплыми и сладковатыми, как она сама.

Подруга заставляет меня подняться, обнимает. Так хорошо становится. Мне очень-очень нужна была сегодня поддержка без лишних слов и обещаний, что все будет хорошо. Мы с ней обе знаем, что не будет. Я бессильна в этой борьбе.

— А давай придумаем, как мы будем отмечать твои восемнадцать, — тихонечко предлагает Влада.

— Как обычно, — пожимаю плечами.

— Нет, как обычно, нельзя. Ты с ума сошла? Ты станешь совершеннолетней, Вась! Это же считай новый этап в жизни! Ну давай, — трясет меня за плечо. — Ты обязана отметить его на десяточку. Насчет денег не переживай. Ради подруги я готова распотрошить свою копилку.

— Не вздумай! Ты же копишь на новый ноутбук.

Я знаю, как она его хочет. Ее старенький ломается все чаще и тянет далеко не все новые программы.

— Ноутбук у меня еще будет, а восемнадцать моей любимой подруге исполняется один раз в жизни! Так что давай, выше нос, и будем планировать праздник. Уже пора, — ерзает на стуле Владислава.

— Ты знаешь, как я тебя люблю? — улыбаюсь ей.

— Знаю, — довольно кивает.

Внутри становится очень тепло и солнечно. Мы тихо болтаем и смеемся до конца урока. Мне становится легче. Владкина психотерапия работает исправно, как всегда.

— Амелина, иди сюда, — на перемене меня дергает Соболева.

Рядом с ней стоит Никита. Его взглядом можно что-нибудь разрезать. Острый, злой и холодный. Губы поджаты, руки спрятаны в карманы черных брюк.

— Амелина, я тут тебя вечность ждать буду? — возмущается Лина.

Подхожу. С Ником не здороваюсь. Он сжимает зубы и напряженные руки скрещивает на груди.

— Извини, — цедит из себя Соболева. — Мы перегнули.

Мои брови ползут вверх. Соболева и «извини»? Серьезно? Завтра не иначе погода поменяется! Она такие слова знает.

— Мне твои извинения не нужны, — отвечаю, глядя ей в глаза.

— Я же тебе говорила, она гордая! — поворачивается к Нику Лина.

Так вот в чем дело. Он заставил ее. Все встаёт на свои места.

— Если бы передо мной извинялись в таком тоне, я бы тоже не простил. Больше искренности, детка, — громким шепотом говорит, наклонившись к ее уху и опять глядя строго мне в глаза. — И помни про чат. Публичное раскаяние тоже никто не отменял.

— Ты издеваешься?! — Лина разворачивается к нему.

Мне совсем не хочется присутствовать при этих разборках. Пусть решают между собой, кто там с кем и о чем договаривался. От извинений Соболевой мне ни холодно, ни жарко. Публичное унижение уже случилось. Его обмусолят и забудут, а в ее голове как была пустота, так и останется. И при первом же удобном случае стерва опять что-нибудь выкинет.

Молча ухожу, взяв Владу под руку. Захожу в класс иностранных языков, путь дальше мне преграждает Ян с красивым букетом розовых лилий в руках.

То есть братья решили вообще меня не слышать?!