Спорим, тебе понравится? (СИ)

— Как это что? — онемевшими губами бормочу я свой вопрос и уже понимаю, что лечу кубарем с бесконечной лестницы, ведущей в ад.

— Сколько раз я тебе намекал на то, чтобы ты не верила в чудеса? В людей, которые нелюди? В сказку, которая на самом деле лишь самый страшный кошмар? Но ты только смотрела на мир широко закрытыми глазами и верила в то, что чудовища умеют любить. Так вот, хорошая моя, не умеют.

— О чём ты? — сглатываю я горечь, разлившуюся во рту серной кислотой.

— М-м-м, Вероничка, давай же, соображай, — Аммо подаётся ближе и ласково, как-то даже трепетно стирает с моей щеки слезинку подушечкой большого пальца, а затем нежно очерчивает костяшками овал лица, — у тебя получится, теперь я в этом полностью уверен.

— Он мне врал? — пропускаю его последние слова мимо ушей.

— Спроси лучше, кто тебе не врал, — улыбается Рафаэль и чуть оттягивает мою нижнюю губу, пока я в полнейшем ступоре таращусь на парня, не понимая, что именно он делает.

— И ты тоже?

— И я тоже.

— Зачем?

— Это было весело. Да и, честно говоря, хотелось растянуть игру. Не всё же Басову брать первые места по щелчку пальцев.

— Значит, — сглатываю я прогорклый ком, забивший горло, — всё было ложью?

— Ну не так, чтобы прямо всё, Вероничка. Думаю, что на жалость Басов всё-таки способен.

— Это он тебе так сказал?

— Ну не из космоса же я почерпнул эту информацию?

— Рафаэль, прошу тебя! — шепчу я растерянно и глухо. Меня всю колошматит от ужаса, в груди кровавое месиво — там всё разворочено его бессердечными откровениями.

Я задыхаюсь, чёрт возьми! Я хочу, чтобы он вывалил на меня уже всё! Я мечтаю, чтобы он заткнулся навсегда!

— Что именно ты просишь, Вероника? Утешения?

Губы Рафаэля скользят по моей щеке. Добираются до рта. Нижнюю губу осторожно прикусывает, проводя по ней языком, пока я в совершеннейшем ступоре таращусь на него во все глаза. И совсем не в состоянии пошевелиться от шока!

— Я могу дать его тебе, девочка. Тебе станет легче. И внутри не будет так гадко, оттого что тебя просто попользовали шутки ради. Да и клин клином вышибают, как известно.

— Не надо, — шепчу я, но получается только беззвучно открывать и закрывать рот.

— Я хороший клин, Вероника. Самый лучший. У меня нет требовательного деда и долга перед семьей. Я никогда не буду с тобой из жалости. Но всегда буду честен, обещаю. Ты мне — я тебе.

Сжимает мои щёки, затем убирает одну руку мне на шею, второй зарывается в волосы и шепчет в миллиметре от моего рта:

— Тебе будет хорошо со мной. Ничем не хуже, чем с ним. Обещаю…

Глава 48.1

Вероника

А в следующее мгновение, казалось бы, стабильный и устаканившийся на мгновение мир окончательно перевернулся с ног на голову. Рафаэль Аммо, жёстко обездвижив меня, без излишних расшаркиваний впился в мои губы жадным, диким поцелуем. Но я была способна лишь мычать нечленораздельно, вцепившись кулачками в его худи, пока его язык творил во мне непотребства.

Затошнило.

Что я могу? Он — гора. Я — жалкая кучка пепла.

— Раф! — чудом вывернулась я из рук, но всего на мгновение.

— Кошка дикая, — леденящий душу смех, и его руки скользнули ниже.

Рывок!

Пуговицы блузки разлетаются по салону, оголяя меня почти до пупа. Язык снова забивает глотку. Я рвусь прочь, но где мои жалкие трепыхания, а где его сильные руки, которые почти обездвижили меня.

Подол юбки взлетает вверх, обнажая бёдра. Я чувствую ладони Аммо на своём нижнем белье. Срываюсь в слёзы! Выкручиваюсь. Кричу!

— Пожалуйста! — и уже умоляющим шёпотом. — Не надо, Рафаэль!

— Что не нравится? — хохочет он весело, будто бы отчебучил развесёлую шуточку.

— Ты противен мне! — ору я во всю глотку и наконец-то выписываю ему звонкую оплеуху со всей силы и отчаяния, что скопились за этот ужасный день.

Но Аммо только довольно оскаливается, а затем подмигивает мне.

— Вот тебе правда, Истомина — мы все тебя знатно поимели. Во все, мать твою, щели!

Бабочки внутри меня дохнут. Вены забиваются пеплом. В голове шумит, и я чувствую, что отчаянно хапаю воздух, но в лёгкие кислород не попадает. Ещё немного и истерика окончательно накроет меня с головой.

Через секунду всё-таки расплакалась, но Аммо было плевать, он всё продолжал добивать меня своими жестокими словами.

— И только тебе решать, что ты с этой фантастически расчудесной правдой будешь делать, Истомина. Дальше валяться в дерьме? Или…

— Выпусти меня отсюда! — реву я уже навзрыд, стараясь прикрыть грудь разорванной блузкой. — Выпусти!!!

Замки рвутся вверх, и я остервенело рву на себя ручку. Вываливаюсь из машины. Падаю, раздирая колено. Не обращаю внимания на этот пустяк, а через секунду вздрагиваю, когда получаю в спину беспощадные слова, которые окончательно меня распинают:

— Мы не умеем любить, Ника. Мы лишь любим притворяться. Вот и вся незамысловатая правда…

Я же только хлопаю дверью, вскакиваю на ноги и со всей дури мчу в сторону дома, лишь на ходу понимая, что обронила телефон где-то в машине Аммо. Но уже безразлично!

На всё!