Спорим, тебе понравится? (СИ)

Мать по-прежнему пичкала меня таблетками. Тело медленно, со скрипом, но заживало, хоть и выглядело ужасно — на спине, ягодицах и бёдрах проступили багрово-зелёные синяки. Вот только с душевными ранами мне никто помочь так и не смог. Наоборот, с каждым часом они все больше гнили, заражая кровь смертельными ядами.

Ярослав так и не ответил мне. Не написал. И не позвонил.

По нулям. В сети он больше не появлялся, а мои многочисленные звонки так и остались без ответа. Его телефон был периодически, то выключен, то на том конце провода просто не хотели меня слышать. Пару дней я ещё пыталась до него достучаться, но, чёрт возьми, да, я была наивной до безобразия, вот только проблем с сообразительностью не имела.

Меня использовали и выкинули — это факт.

И знаете, что я вам скажу? Лучше бы мать ещё раз избила меня и делала бы это снова и снова каждый божий день, чем вот так — без конца и края корчиться в агонии от расстрелянного в упор сердца тем, кому оно доверилось и кого полюбило.

Я была не в силах дышать. Я была не в силах спать. Я была не в силах жить от этого очередного пинка под зад. Я была один на один со своей болью. И чуть не помешалась от неё, когда в понедельник вечером из глубин дома послышались вопли матери, только что пришедшей с работы:

— Мерзкое бесовское отродье! Гадкая мерзопакостная дрянь! Ошибка этого мира! Сволочь! Пакость! Тварь!

— Что случилось, Алечка? — спросила свою дочь взволнованная бабка.

— Этот богомерзкий интриган Басов написал мне!

Вероника

— И что именно он написал тебе? — уточнила бабка.

— Не знаю! — почти в отчаянии простонала мать.

— В смысле?

— Примерно полчаса назад этот гад отправил мне несколько сообщений, но я не успела их просмотреть. По дороге встретила главную по дому, и мы разговорились. А сейчас гляжу, и все они удалены.

— Так может, этот парень по ошибке тебе что-то прислал?

— Нет, мама, эта гнусная гнусь ничего просто так не делает и не ошибается.

— Ну, как знаешь...

— Попомни моё слово, это неспроста!

Дальше их разговор пошёл уже на пониженных тонах, в которых я не смогла расслышать более ни слова. Вот только мне и того было достаточно, чтобы ментально сгореть дотла и разлететься бесформенно кучкой пепла.

Басов нашёл время, чтобы нечаянно отправить моей матери парочку сообщений, а вот для меня не сподобился. Да и зачем, правда? Ему больше не нужна дурочка Вероника Истомина, влюблённая в него до усрачки.

Но ведь и я знала, на что именно подписывалась, не так ли? Абсолютно всей гимназии был известен тот факт, что Басов не встречается с девчонками. Гуляет? Да. Зажигает для них звёзды? Да. Мастерски развешивает лапшу на их доверчивых ушках? О да!

Но серьёзные отношения? П-ф-ф-ф... на кой, если к нему на приём по разбиванию сердец выстроилась целая орда глупеньких, верящих в чудеса девчонок?

Вот и я попалась в типичную женскую ловушку, что сама же для себя расставила. Я решила, что особенная, не такая, как все. Что где-то глубоко внутри меня спрятан маленький, сморщенный изюм, который Ярослав каким-то чудом разглядел. Что именно со мной гранитное сердце этого неприступного парня вдруг оживёт и забьётся. Что Басов влюбится по-настоящему и потеряет голову, мечтая обо мне днями и ночами напролёт.

Ха-ха!

Мораль?

Будьте умнее. Не будьте, как Ника.

В противном же случае вам светит тоже, что прилетело в меня железобетонной плитой и расплющило, словно жалкий мешок с костями. Живой труп — лежать, реветь, не спать, проклинать себя за способность чувствовать. И мечтать о том, чтобы заиметь себе такое же равнодушное, каменное сердце, как и у моего кумира.

Ибо да, я до сих пор отчаянно любила того, для кого являлась по сути всего лишь дыркой от бублика, которую Басов весело и задорно повертел на причинном месте.

Спустя девять кругов ада, что я прошла за последние дни, наступила суббота и наконец-то мать решила, что с меня хватит затворничества. Да и мой классный руководитель настойчиво требовал медицинскую справку, которую, по понятным причинам, брать было слишком рискованно для моей безумной матери, падкой на телесные наказания собственного чада. А то вдруг кто чего не так поймёт? Ведь на самом же деле она хорошая и даже выделила мне свой дорогой тональный крем, чтобы замаскировать синяк на скуле.

Заботливая любимая мамочка, сю-сю-сю!

Ах, как бы не сдохнуть от передозировки сарказмом в собственном организме, м-м?

Надеюсь, не стоит говорить, что в гимназию я шла словно на смертную казнь? Ибо да, я была в ужасе. Захлёбывалась отчаянием перед встречей с тем, кто вытер об меня ноги. Глотала горький ком, что будто бы приколоченный стоял в горле, и умоляла небо дать мне сил выстоять в этом неравном бою с тенью.

Не упасть ниц.

Не орать во всю глотку «за что?»