— Алекс, — не выдержал я. — Я не в настроение болтать о делах, окей? Можешь оставить меня сейчас в покое?
Он промычал что-то неразборчивое, но никуда не ушел при этом, а сел в кресло.
Спустя минуту неловкого молчания Алекс проговорил:
— Она ведь делала нас обоих лучше, да?
Я мельком взглянул на него, не собираясь отвечать, но Алекс вроде бы и не нуждался в моих ответах. Он продолжал болтать. Я пытался игнорировать его пьяный лепет, но это было непросто, ведь все его слова были об Ане.
— Невероятно, как одна и та же женщина по-разному на нас влияет. Ты стал такой спокойный, Дан, выдержаный, а я наоборот… Никогда не думал, что могу потерять голову… И… Но это же совершенно нереально, бро… Как можно любить вдвоем одну и ту же девушку? И не быть соперниками. Это ведь…
— Нормально, Алекс, это нормально, — не выдержал я. — Если нам троим хорошо, то какого дьявола считать эти отношения отклонением?
Мы снова замолчали. Я жалел, что снова завелся. Алекс, кажется, тоже больше не хотел разговаривать. Мне хотелось уйти, но я все сидел и ждал чего-то и подпрыгнул, когда Монаган гаркнул:
— Дани Рей, мать твою, почему мы ее отпустили?
— Ты меня спрашиваешь? — огрызнулся я, вставая с дивана.
Я думал, что Алекс пьян, но он, похоже, выпил совсем немного. По крайней мере, в глазах не было и тени хмельной бравады, только горечь и отчаяние.
— Почему мы здесь, когда она уезжает? — продолжал задавать он идиотские вопросы. — Почему ты тормозишь, как я Дани? Выгони машину из гаража. Мы еще успеем. Вамос!
Последнее он добавил с таким испанским азартом, что я рванул к двери, как спринтер после выстрела.
Уже через минуту мы мчались по улицам Буньоля к вокзалу.
— Десять минут, Дан, поднажми.
— Ограничение скорости, Алекс.
— Ты сейчас шутишь, бро? Гони, а то я сам за руль сяду.
Я ржал, как больной, слушая от зануды Алекса подобные указания. Даже если мы не вернем Аню, то точно никогда уже не будем прежними. Новый Дани Рей был готов к этому и безмерно благодарен безумной русской ведьме за все, что она сделала. Но все же мне хотелось сделать ее своей навсегда намного сильнее, чем благодарить всю оставшуюся жизнь заочно.
Я бросил машину у знака парковки для инвалидов, и Алекс не сказал об этом ни слова. Думаю, если бы оставил тачку поперек железнодорожных путей, он бы тоже был не против. Мы рванули к перрону, но как раз в этот момент объявили, что поезд до Мадрида отбывает и закончена посадка. Я наткнулся на заблокированный турникет, который отрезал нас от Ани. Сквозь прозрачные ограждения я видел, как поезд набирает ход.
— Просите, сеньор, посадка окончена, — проговорил работник вокзала.
— Опоздали, — выдохнул Алекс позади меня.
— Боюсь, что так, господа, пожалуйста, отойдите от турникетов.
Я был готов пробить лбом себе путь вперед, но Алекс оттащил меня в сторону.
— Остынь, Дан. Можно перехватить ее на следующей станции. Какая первая остановка?
Я вмиг внял голосу рассудка и спросил об этом у сотрудника вокзала.
Аня
Я стояла на перроне, глотая слезы. Поезд уезжал, а у меня не было сил пошевелиться. Я не могла уехать от них, у меня не было сил, гордости, ума, вообще не осталось ни одного достоинства, кажется. Во мне бурлила только сильнейшая потребность быть рядом с Алексом и Дани. Или рядом с Дани, если Алекс не захочет. Или с Алексом, если Дани не простит. Я не могла без них. Кажется, все мои силы, вся моя воля ушли на сбор вещей и попытку уехать, но они иссякли, когда пришло время сесть в поезд. У меня был билет, багаж, был поезд. Я прошла на посадку, но никак не могла шагнуть в вагон и уехать от моих мужчин. Так и стояла на перроне, пока пассажиры торопливо устраивались на сидениях, пока трижды объявили посадку на Мадрид, пока поезд набирал ход, пока не скрылся из виду. Я развернулась и пошла обратно в вокзал.
Глаза опухли от слез, я почти ничего не видела, но безошибочно узнала голос Дани.
— Анита, керида!
Я отпустила ручку чемодана и помчалась на голос, а уже через секунду утонула в объятиях моего испанца.
— Энни, свитхарт, — прошептал мне на ухо Алекс.
Я рассмеялась от счастья и облегчения, ощущая спиной, как Монаган прижимается ко мне сзади и тоже крепко обнимает.
Я встала на цыпочки и расцеловала губы Дани, все еще не веря в реальность происходящего. Обернулась и обняла ладонями лицо Алекса, тоже целуя. Его губы были со вкусом виски. Или мне показалось?
— Тe quiero, — шептал Дани, покрывая поцелуями мою шею сзади.
— I love you, — повторял на английском Алекс признание в любви прямо мне в губы.
— Я люблю тебя, люблю, — бормотала я по-русски, поворачивалась и целовала Дани, говоря и ему тоже. — Люблю тебя.
Я чувствовала себя примерно так же, как после Томатины. Кажется, начни Алекс задирать подол моего платья посреди вокзала, я бы не протестовала. Собственно, он и начал. Как ни странно, но в уме, похоже, был только Дани. Он взял мой чемодан и отодрал меня от Алекса, утягивая за собой.
— Это все прекрасно, но лучше продолжить дома.
— Зануда, — хохотнул Алекс, сжимая мою другую руку, следуя за нами.