Спорт королев

Лонг-Айленд действительно длинный остров, он тянется на сто десять миль, и нет места, где бы ширина его превышала тридцать миль. В западной части находятся многолюдные городские районы Куинс и Бруклин, а восточная — пустынная, с открытыми всем ветрам песчаными косами, между ними расположены своеобразные крохотные города, застроенные удобными домами в сельском стиле, принадлежащими богатым людям.

Мери и я больше половины свободного времени провели на Лонг-Айленде, изучая берег от Эйстер-Бей на севере до Джонс-Бич на юге. Гигантский пляж Джонс-Бич простирается на много миль и разделен на бесчисленные участки, возле каждого из которых своя стоянка для машин. Там нет поблизости домов, и в ветреное майское утро, когда мы пришли туда, почти не было людей. На пустынное побережье накатывались океанские волны, и мы с трудом представляли, что летом песок, будто темными точками, усеян сотнями тысяч ньюйоркцев, убежавших от удушающей жары города.

Для нью-йоркских любителей скачек на Лонг-Айленде три ипподрома: Бельмонт, Ямайка и Акедакт. Но мы познакомились только с Бельмонтом, потому что во время нашего пребывания скачки проходили там.

В организации соревнований нет ничего похожего на нашу систему. Здесь не проводят двух-трехдневные встречи на разных скаковых дорожках. Вместо этого заезды один за другим продолжаются шесть-десять недель, и все проходят на одной и той же дорожке. Лето тренер проводит на ипподроме вблизи Нью-Йорка, а на зиму переезжает на юг: во Флориду, Калифорнию, Нью-Мексико. Лошади, конюхи, жокеи и тренеры вместе переезжают с одного ипподрома на другой и едва ли попадают домой в перерыве между скачками. В Америке бывает, что у тренера нет своей постоянной конюшни, потому что лошади все время разъезжают с одного соревнования на другое, и тренировки, в которых лошади просто галопируют по полям, здесь большая редкость.

В конюшне Бельмонта много боксов, и каждый тренер может арендовать столько, сколько ему нужно. Все конюшни, которые мы видели, новые и построены по единому плану: посередине очень большого строения «спина к спине» стоят боксы, так что лошади в снег или в дождь могут тренироваться, не покидая помещения, а описывая круги вокруг центрального блока боксов. Сено и другие корма тренеры обычно держат на крышах боксов, где устроены проволочные клети, поднимающиеся к самому потолку.

В конюшнях ипподромов лошади находятся все шесть-десять недель скачек, независимо от того, участвуют они в них или нет. Их кормят и чистят конюхи, служащие у тренера, и живут они в домах, построенных недалеко от конюшни, или снимают комнаты где-нибудь поблизости.

У этой системы есть свои преимущества, лошадей не приходится возить каждую неделю на разные ипподромы, и они не устают перед скачками от путешествия в фургоне. Лошади живут на ипподроме и там же галопируют каждое утро, поэтому когда они участвуют в заезде, то уже все хорошо знают, и я ни разу не видел там скакуна, который бы вспотел в непривычной обстановке от нервозности. С другой стороны, тренер вынужден работать на глазах у всех. В семь тридцать утра стоянки возле ипподрома забиты машинами: владельцы, тренеры, журналисты, профессиональные игроки приезжают, чтобы посмотреть, как лошадь ведет себя на дорожке, и у всех в руках секундомеры. Лошади выходят на старт — часы щелкают, проходят полмили — часы щелкают, заканчивают дистанцию — все смотрят на часы. В Америке каждый тренер работает в одинаковых условиях, а состояние песчаной или гаревой дорожки не зависит от погоды, там только время точно показывает возможности лошади. Тренер говорит конюху:

— Первые полмили пройдешь за шестьдесят пять секунд, следующие четверть мили за двадцать восемь, и потом остановись. — Они так точны в определении скорости, что работа жокея, по-моему, сводится лишь к тому, чтобы соблюдать их инструкции с точностью до полсекунды.

Прямо возле входа на ипподром есть огромный бар, где собираются участники скачек и владельцы секундомеров. Воздух наполнен восхитительным ароматом крепкого кофе и одной-единственной темой разговоров: какая лошадь за сколько секунд прошла ту или иную дистанцию.

Как-то раз в этом баре я непочтительно пошутил в адрес прессы и страшно удивился, когда все встревоженно оглянулись на меня.

— Ш-ш-ш, — сказал тренер, — они могут услышать.

Вспомнив, как весело пикируются журналисты и жокеи в Англии, я заметил, мол, вдруг им понравится моя шутка.

Мне объяснили, что в Соединенных Штатах очень неразумно делать непочтительные замечания в адрес репортеров. Если они рассердятся, то устроят так, что и я, и вся британская команда потеряет симпатии публики. Американцы рассказывали, что они всегда очень осторожны с газетчиками, относятся к ним с почтением и даже льстят им, и только тогда те напишут благожелательные отчеты о скачках.