Спортивный журналист

Углядев меня за детской гимнастической горкой ощупывающим готовый вот-вот распуститься бутон розы, Делия подходит, потряхивая головой, хоть и продолжая читать газету, к живой изгороди. Таков ее сигнал мне, выдержанный в духе уже описанного мной правила наших добрососедских отношений, – любой разговор между нами есть продолжение предыдущего, даже если заводится он на иную тему и отстоит от последнего на несколько месяцев.

– Нет, вы только посмотрите, Фрэнк. – Делия показывает мне первую страницу «Таймс». Над городом несется громкий гомон церковных колоколов. На всех улицах семьи, приодевшиеся к Пасхе во все новое, выходят из домов, чтобы отправиться в воскресную школу, – вымытые, отполированные машины выглядят как новенькие, все раздоры временно приостановлены. – Что вы думаете о том, как поступает наша страна с этим несчастным народом Центральной Америки?

– Я не очень внимательно следил за последними событиями, Делия, – говорю я, поднимая голову от роз. – Что там теперь происходит?

И я, лучезарно улыбнувшись ей, направляюсь к изгороди.

От признания столь бесстыдного влажные голубые глаза Делии расширяются. (Волосы у нее точно того же цвета, что и глаза.)

– Ну, они заминировали все порты в этой, как ее, сейчас посмотрю, – она заглядывает в газету, – в Никарагуа.

Делия сминает газету, глядит на меня, помаргивая. Это маленькая, смуглая, морщинистая, как игуана, женщина, обладающая, однако, множеством твердых мнений о международных отношениях и о том, какими им следует быть.

– Каспара это ужасно расстроило. Он считает, что нас ждет второй Вьетнам. Как раз сейчас звонит вашингтонским знакомым, пытаясь выяснить, что там на самом деле происходит. Он считает, что еще сохранил некоторое влияние, хотя как это может быть, я не понимаю.

– Я на пару дней уезжал из города, Ди, – сообщаю я, любуясь парочкой розовых глиняных фламинго, купленных Деффейсами в Мексике.

– Ну, я вообще не понимаю, почему мы должны минировать чьи-то порты, Фрэнк. А вы? Только честно.

Она встряхивает головой в глубоком личном разочаровании нашим правительством – так, точно оно нравилось ей больше всех прочих и вдруг повело себя непостижимым образом. Моя же голова становится на миг пустой, как крынка, только перезвон семинарских колоколов и заполняет ее. «Восстань, душа, воззри и бодрствуй, новый день над землею горит». Я обнаруживаю, что не помню ни лица, ни имени нынешнего президента, и воображению моему, невесть по какой причине, является актер Ричард Чемберлен в бурнусе и с красиво подстриженной эдвардианской бородкой.

– Думаю, все зависит от того, какая на то есть причина. Но выглядит, по-моему, как-то нехорошо.

Я улыбаюсь ей поверх плоской верхушки изгороди. Мне приходится вести себя с Делией как положено взрослому человеку, поскольку, если я буду неосмотрителен, наша разница в возрасте – сорок пять примерно лет – приведет к тому, что я почувствую себя десятилетним мальчишкой.

– Если такова наша политика, Фрэнк, значит, мы лицемеры. А нам не следует забывать сказанного Дизраэли о правительствах консерваторов.

– Боюсь, я этих слов не помню.

– Он сказал, что их деятельность – организованное лицемерие, и был прав.

– Я помню, что написал Томас Вулф о защите мира от лицемерия. Но тут немного иное.

– Мы с Каспаром считаем, что Штатам следует построить вдоль всей мексиканской границы стену, такую же, как Великая китайская, и поставить на ней вооруженных солдат – дать этим странам ясно понять, что у нас тут и своих забот хватает.

– Хорошая мысль.

– Тогда мы, по крайней мере, решим нашу проблему черного человека.

Что думают Делия и Каспар о Бособоло, я не знаю, однако спрашивать не собираюсь. Для противницы колониализма в ней слишком сильны колониальные инстинкты.

– Вы, писатели, всегда готовы подставить парус любому ветру, Фрэнк, какой бы ни задул.

– Ветер может пригонять нас в очень интересные места, Делия.

Я говорю это с серьезностью лишь пародийной, поскольку Делия очень хорошо меня знает.

– Я видела в магазине вашу жену, Фрэнк, по-моему, у нее не очень счастливый вид. С ней были двое милых малышей.

– У них все хорошо, Ди. Может быть, день тогда был неудачный. Она иногда расстраивается из-за гольфа. И имеет на то основания, потому что честных шансов начать настоящую карьеру не получила. Думаю, она пытается наверстать упущенное.

– Я тоже, Фрэнк. – Делия кивает, лицо ее похоже на старую кожаную перчатку, затем с радующей глаз аккуратностью складывает газету.

Я уже готов вернуться к моим розам и диким яблоням. Мы с Делией понимаем, что у каждого из нас имеются свои личные дела, относимся к ним с симпатией, и мне этого достаточно. Несколько секунд я наблюдаю за ее котом, Скакунком, – тот крадучись огибает растущие под флагштоком Каспара розы, не сводя глаз с птичьей кормушки, на которую опустился воробей. Время от времени Скакунок принимается скакать ночами по моей крыше, будит меня, я даже думал купить рогатку, но так и не собрался.

– Человек не создан для одинокой жизни, Фрэнк, – вдруг наставительно сообщает Делия, глядя мне в лицо.