Спортсмены

Самого Бориса Михайловича уже нет, чтобы сказать, большую ли роль в его спортивной судьбе сыграла Диаграмма или Мальта, но друг его и соконюшенник Андрей Фаворский начинает ответ на такой вопрос с глубокого вздоха.

Говорит:

- Виноват...

- Кто? Перед кем виноват?

- Перед жеребцом своим я виноват.

Жеребца зовут Маневр, и исполнилось ему двадцать лет. Лошадиный век течет в четыре раза быстрее человеческого, стало быть, в свои лошадиные двадцать по- человечьи Маневр - восьмидесятилетний старик. Перевели его из класса олимпийского в группу учебную, и вместо всадников высшего класса носит он на своей спине новичков.

- И ни разу, ни разу, - вздыхает мастер, - не навестил я его... Идем!

И мастер, предложив идти на конюшню, как бы ведет в историю нашего конного спорта. Это видно по кличкам, по датам и титулам. Имена на табличках говорят сами за себя. Компания, собравшаяся в первом конюшенном отделении, так блистательна, что глазам не верится: мировые чемпионы, те, что смотрят на нас обычно с фотографий, или со спичечных и конфетных коробок, просто «памятники самим себе» - вороной Пепел, гнедой Корбей и даже конь-идеал - легендарный Абсент... Когда-то здесь же место было и Диаграмме и Маневру, но Диаграммы нет, а к Маневру идти надо теперь через всю конюшню, в дальний угол, в отделение подсобное.

Осыпанный сединой с головы до ног, отвернувшись от кормушки, стоит ветеран. Как обычно делают видавшие виды лошади, он часто переступает ногами, перенося вес то на правую, то на левую. На здоровой ноге он и полчаса мог бы простоять, прежде чем сменить ее, а на больной не продержаться и сорока пяти секунд: больно! Сказываются годы, битвы⁹, - конь дремлет, переступая с ноги на ногу.

- Рыжий! - произносит Фаворский.

Истинные конники сентиментальностью в отношении к лошадям, даже очень дорогим для них, не отличаются. Окликнул, зашел в денник, похлопал по плечу, седло и уздечку надел и вывел на манеж - так поступил и Фаворский в тот раз, только не нужно было ни седла, ни уздечки. Но Маневру непривычно было оказаться на ристалище, для него столь знакомом, без постоянных своих атрибутов и к тому же без всадника. Он осмотрелся кругом, а также взглянул на хозяина, как бы желая знать: «Что делать будем?»

Со стен, с портретов глядят на него знаменитости былых времен. Вот портрет его собственного отца. Его «тетка», «прабабка». Иные из них видели, как приходил сюда смотреть манежную езду Толстой, живший по соседству. И многие мастера верховой езды показывали здесь свое искусство, поколение за поколением, смена за сменой. Здесь выступал и Борис Лилов.

II

Имя Бориса Лилова знают все же не очень многие, потому что и самый конный спорт был тогда, в послевоенные годы, у нас не популярен: не до лошадей было, и казалось, что верховая езда какая-то несвоевременная роскошь.

Не снились тогда конникам ни манежи из стекла и бетона, ни праздничные кавалькады но столичным улицам, ни фраки, ни цилиндры, но это не значит, что мастера были хуже, хотя тогда не то, что теперь, и на первых полосах газет о конном спорте материалы в ту пору не помещали. Но прошло некоторое время - и вот что писали:

«На международных конноспортивных соревнованиях в Париже советский всадник Б. Лилов за наибольшую популярность среди зрителей награжден жюри Всемирного праздника лошади специальным призом» («Правда» от 19 июня 1959 года).

И наконец:

«СЕНСАЦИЯ В ПАРКЕ ПРИНЦЕВ. БЛЕСТЯЩИЙ УСПЕХ КОННИКОВ СССР

Париж, 23 июня. Здесь, в Парке принцев, закончился розыгрыш Кубка наций по конному спорту. Интерес к этому спортивному событию был огромен... Розыгрыш Кубка наций является как бы неофициальным командным первенством мира... В качестве основных претендентов на обладание кубком западные специалисты не без оснований единогласно выдвигали три команды: западногерманскую, итальянскую и американскую. Однако прогнозам не суждено было сбыться: Кубок наций завоевали советские конники (Фаворский, Распопов, Щабайло и Лилов), показавшие исключительно высокий класс верховой езды. Стадион наградил их бурными аплодисментами. В парижском небе торжественно прозвучал Гимн Советского Союза. Да, это была настоящая сенсация...» («Труд» от 24 июня 1959 года).