Спортсмены

(Конюшня. Амуничник, где хранятся седла и сбруя. В стороне олимпийский чемпион Иван Кизимов чистит после езды стремена. Ветфельдшер готовит таинственную смесь для втираний лошадям.)

Фаворский. Лошадь должна быть талантлива. У нее должны быть душа, ум, сердце и другие природные данные, необходимые в нашем деле. Диаграмма у Бориса была талантлива. Крохотный талантлив. У Лисицына Пентели и небольшой, лещеватый, а талантливый, просто талантливый! Порода? В спорте свое понятие о породности. Спорт не скачки. Скакуну нужна резвость и еще раз резвость, все остальное для скакуна в конце концов постольку поскольку… Но конь спортсмена должен обладать такими свойствами, что они, кажется, даже взаимоисключают друг друга. И в спорте нужна резвость. А как же иначе можно наверстать упущенное при повалах? Но резвость — нервы, а с чрезмерными нервами на манеже делать нечего. На манеже и от коня и от всадника требуется расчет. Борис, можно сказать, всю жизнь ехал по маршруту: всегда в посыле! Он шел по улице и высчитывал темп прыжка до каждой лужицы впереди. Он даже во сне брал барьеры. Он знал, как никто, когда нужно «снять» лошадь, поднять ее перед барьером на прыжок. Некоторые хорошо прыгают издалека и настильно, некоторые резко вздымаются вверх. К сожалению, во множестве случаев, когда падают барьеры, виновата не лошадь, а всадник, который заставил ее прыгнуть не вовремя, без расчета. А Борис в этом расчете не знал себе равных…

(За дверьми, в конюшенном коридоре, раздается шум. Кажется, ругают кого-то. «Это Терентьич ребят отчитывает», — поясняет Фаворский, прерывая свой монолог. «Терентьич» — понятно, это Г. Т. Анастасьев, а что за «ребята»? Разве занимается олимпийский тренер с новичками? И кому же в таком случае говорит он: «Ездить надо уметь! Повод держать как следует и в седле сидеть!» Выглядываем на минуту за дверь: перед Терентьичем стоят… Петушкова и Калита. Что ж, век живи, век учись, и, достигнув мастерства, на уровне которого Александр Блок о себе сказал: «Мне надо перестать писать стихи, я слишком хорошо умею это делать», смирись и начинай все сначала.)

Фаворский. (Вернувшись на прежнее место.) Да, Борис чувствовал лошадь, но и лошади «чувствовали» его. И Бриг понимал его, и Атлантида, но Диаграмма в особенности. Она была, кстати, скаковой лошадью, но в скачках — середняк и даже бездарность. Скакала бесцветно. А на манеже нашла себя. Она была темпераментна в меру. У нее был природный «сбор» (гармония движений), который в скачках был ей даже и не нужен, а в прыжке решал все. Действительно, трудно было уловить, кто же это из них двоих делает, когда они шли с Борисом на препятствие: одно, другое, третье, система и всякие там разноперые стенки, с любого положения, с любой ноги эта гнедая кобылешка взлетала, как мячик. Она была незлопамятна. Борис ее и так никогда не наказывал. Но напряжения бывали страшные. А ведь известно, как это бывает с лошадьми, в особенности с кобылами: раз «отобьешь душу», переработаешь — и все! Но Диаграмма была отходчива. Она умела сама сберечь себя и распределить силы, но без лукавства, без отлыниванья. Открытая сердцем, откровенная по езде, да что говорить, талантлива была…

VI

Лилов рассказывал, что когда бывали они дома у Фаворского, то дядя его, выдающийся график, учил их так:

— Первую половину жизни, молодые люди, _ человек трудится ради того, чтобы заработать авторитет. Вторую же половину жизни авторитет должен «работать» на человека.

Что может быть яснее? Почему философии этой не последовать? Но, должно быть, знаменитый художник сам же первый не подавал примера в том, чему учил других, и не «эксплуатировал» он свой авторитет. Работал, и все. Так и «молодые люди» вновь и вновь садились в седло и шли на препятствия, на «разноперые стенки».

Когда Бориса Лилова окончательно ссадила с коня болезнь, он стал тренером. Наши пятиборцы прогрессом в конном кроссе, который был у них слабым местом, обязаны Лилову, и он занимался с ними уже тяжело больной.

Он был среднего роста, плотный, даже чересчур плотный для всадника, любил улыбаться, смеяться. Он и тогда все посмеивался, все повторял с улыбкой: «Только бы добраться домой! Только бы добраться мне домой!» Тогда был он в манеже последний раз. Так он и остался в памяти: подвижной, веселый, белокурый — конник-спортсмен есенинского облика:

Отговорила роща золотая
Березовым веселым языком…

Когда жизнь Бориса Лилова стала уже главой в истории нашего конного спорта, один авторитетный конник высказался на первый взгляд неожиданно:

— Лилов, — сказал он, — в прошлом. Забывать его не надо. Но я бы не ставил его в пример, а извлек бы из судьбы его урок. Борис ушел вместе со своим временем.

— А что ты думаешь! — и последовал ответ, как бы давно готовый. — Другие времена — другие спортсмены приходят. Другие не по именам только, по самому складу своему. По запросам и возможностям.