Спортсмены

И все-таки трудновато бывает уйти от успехов профессиональной борьбы, которая в свое время стала не только волнующим зрелищем, но и примером, побуждавшим тысячи и тысячи людей к овладению физической культурой. И тогда возникло неправомерное противопоставление духовного физическому, а колоссальное увлечение борьбой объяснялось едва ли не поражением революции.

Не избежал натяжек и тот же Е. М. Кузнецов, связывавший расцвет борьбы с эпохой реакции и ставивший ее в один ряд почему-то с толстовством, процессом Бейлиса и столыпинскими реформами.

«В этом застойном знойном воздухе, когда все живое тлело на корню, могучие мускулистые торсы, по-медвежьи схватывавшиеся на цирковых аренах, давали сладкую подсознательную иллюзию борьбы — борьбы, которой не было и не могло быть. «Мост» Луриха стал легендарным символом, фотографии Гаккеншмидта, Поддубного и Збышко-Цыганевича расходились тысячами, и синие студенческие фуражки с бою заполняли цирки Российской империи».

Но если брать другие приметы времени, вспомнить имена Шаляпина и Рахманинова, Нестерова и Васнецова, Блока и Горького, подумать о расцвете культуры в предреволюционное время, когда страна, охваченная тревожными думами, как бы копила силы и готовилась к скачку в новое состояние, то увлечение силовым искусством предстает в ином виде и становится в ряд достижений национальной культуры.

Недаром Александр Блок писал в предисловии к поэме «Возмездие» о том времени, «когда мир, готовившийся к неслыханным событиям, так усиленно и планомерно развивал свои физические, политические и военные мускулы».

Максим Горький, который оказывался в одном ряду с Шаляпиным и Поддубным, когда называли трех великих русских людей, вышедших из народа, как-то ответил на анкету спортивного журнала «Геркулес» такими словами:

«Девиз вашего журнала я считаю весьма важным. Да, «каждый человек может и должен быть сильным», и было бы чрезвычайно хорошо, если бы мы, русские, усвоили этот девиз».

Поддубный был ярким олицетворением физической мощи народа, его мужественности и смекалки. Крестьянская Россия, наращивавшая мышцы в неистовой работе, проявляла силу и ловкость в кулачных боях, в сражениях стенка на стенку, в них утверждали себя беззлобно — лежачих не били…

Еще когда Поддубный только начинал, в цирках появлялись мужички, вроде воронежского великана Прони, который вышел на арену и легко, без всяких технических ухищрений, выжал снаряды, только что сброшенные на землю мировым рекордсменом. Проня согласился и побороться, но стать профессионалом отказывался. В страдную пору он возвращался в родную деревню…

Известным кулачным бойцом был Михаил Заикин. Сына его Ивана Заикина — бурлака, грузчика — заметил нефтепромышленник Меркурьев, пристроил в свою контору рассыльным, а потом послал на всероссийский чемпионат спортсменов-любителей в феврале 1904 года.

Пытлясинский познакомил нового чемпиона по поднятию тяжестей Ивана Заикина с Поддубным тотчас после победы волжанина. Иван Максимович с удовлетворением оглядел высокого статного тезку. Ему нужен был партнер для тренировок, а Заикин охотно взялся изучать борьбу. В короткое время Иван Максимович сделал из Заикина великолепного борца. Расставаясь с ним, Поддубный сказал:

— Ну, Иван, вертаться тебе к Меркурьеву не трэба. Иди в цирк и за тренировки не забывай. Горилку не пей, бисову траву — табак не кури…

Заикин выступал в приволжских городах. По многочисленным воспоминаниям, он носил многопудовые якоря, держал на плечах платформу с десятками людей, ломал телеграфные столбы, гнул рельсы и железные двутавровые балки. И боролся. Впоследствии Заикин стал одним из первых русских авиаторов. Слава его в России уступала только славе Поддубного.

Ивана Максимовича теперь уже называли почтительно «батькой», и стал он главным среди богатырей, которыми никогда не оскудевала наша земля. Самые рослые, самые статные молодцы служили в русской гвардии, и оттуда многие из них шли в профессиональные борцы. Был когда-то вахмистром в лейб-гвардейском уланском полку Янковский. Кончал службу в Преображенском полку Шемякин. Иван Максимович часто наведывался в казармы к гренадерам, среди которых Митрофан Поддубный, поднимавший шестнадцать пудов, отнюдь был не самым сильным.

Пробовал старший брат приобщить к борьбе и Митрофана, но у того, кроме силы, не оказалось нужных борцовских качеств. Зато взводный Митрофана унтер-офицер Никандр Вахтуров оказался сущей находкой.

— Краще парубка не бачив. Злющий, як сто бисов, — сказал Митрофан.

— А ну покажь своего унтера!

Вахтуров оказался крепышом на редкость. Грудь как бочка, шеи почти не видно — короткая, сантиметров шестьдесят в обхвате шея. Лоб низкий, лицо будто топором тесано.

— Добре, добре, — сказал Иван Максимович, а когда гренадер уволился из армии, взял его к себе в ученики, тренировался с ним, возил с собой по чемпионатам, и стал Никандр всемирно известным борцом Николаем Вахтуровым.

О чемпионатах говорилось и много дурного, и много хорошего.