Способность любить

История подхватила эту мысль, когда феодализм рас­цвел веком рыцарства. Развитая в то время концепция люб­ви называется рыцарской. Это романтическая любовь в наи­более экстравагантной форме. Женщина помещалась на пьедестал, и рыцарь служил своей леди, писал ей стихи, любил ее и умирал за нее, а в качестве награды ожидал только одобрительного взгляда или платка, который мог повязать на шлем. Признаками величайшей рыцарской любви были любовь к абсолютно недостижимой женщине и физическое и сексуальное отчуждение от нее.

Этот аспект любви перешел и в следующий период — период Возрождения, где он получил новый толчок. Рост влияния религии, представленной христианством, побуж­дал все духовное ценить выше физического, плотского. Ве­личайшей из всех женщин и самой святой из них была Дева Мария, а одно из величайших деяний всех времен — непо­рочное зачатие. Это постоянно подчеркивали в своих по­лотнах художники Возрождения. Богоматерь предстает на их картинах не как обычная женщина, но скорее как идеа­лизированная версия женщины. Лицо ее отражает покой, удовлетворенность и любовь. В ее честь называли многие церкви, например, Нотр Дам — собор Парижской Богома­тери. И женщин призывали жить в соответствии с такими возвышенными стандартами.

Хотя не знающая стыда нагота Древних Греции и Рима продолжала появляться в некоторых скульптурах и карти­нах, преобладающей тенденцией стало прославление не тела, а преданности человека религиозным идеям. Казалось, что даже фиговый листок открывает слишком многое. Не толь­ко Адам и Ева, но весь человеческий род был изгнан из райского сада. Стеснительность и скромность вышли на первый план, укрытие тела стало настоятельной потребно­стью. Даже купание вышло из моды. Секс в сознании лю­дей стал связываться только с похотью и грехом.

Одновременно с этими переменами начали подчеркиваться чисто религиозные аспекты любви. Ее естественное проис­хождение и выражение сменились более благородными чув­ствами. Вот тогда подхватили представление Платона о том, что секс не является неотъемлемой частью любви, но ради­кально его изменили. Хотя Платон исключал секс из опре­деления любви, отсутствие секса он не считал основным ее признаком. Теперь платоническая любовь перестала быть просто абстракцией или идеей, она начала восприниматься как реальность, как лучшая и более желаемая часть реально­сти, она стала любовью в чистейшей и благороднейшей фор­ме, очищенной от низменных, животных желаний.

Любовь без секса

В наши дни платоническая любовь, то есть любовь без секса, больше не считается идеальной между мужчиной и женщиной. Фрейдистская психология даже сомневается в ее существовании. Однако сегодня между мужчинами и женщинами может быть множество разновидностей отно­шений, в которых секс активно не участвует. И это не потому, что у них бесполая любовь. Обычно секс исклю­чается из отношений, потому что эти отношения основа­ны на других аспектах личности или потому что один из партнеров или оба сексуально вовлечены в другие отноше^ ния, то есть они состоят в браке, или кого-то любят, или, наконец, они сексуально не интересны друг другу. В челове­ке существует постоянное, неумирающее сознание: кто перед тобой — мужчина или женщина. И как бы это осоз­нание ни отражалось на поведении людей, оно очень от­личается от сексуального притяжения. Несомненно, не каж­дый мужчина и не каждая женщина становятся сексуаль­но привлекательны друг для другу, хотя всегда сознают сексуальную принадлежность партнера. Между ними мо­жет возникнуть дружба вопреки тому, что история такую возможность игнорирует. По мере того как социальные роли и функции женщин становятся все менее отличными от мужских, более вероятной и возможной становится и дружба между ними.

Платоническая, лишенная секса любовь обладает еще одним свойством, привлекательным для молодых людей, еще не готовых к погружению в секс и в последующий брак. Называя свои отношения платоническими, юноша и де­вушка избегают затруднений, которые возникли бы, если бы они открыто признали сексуальный интерес друг к дру­гу. При этом и возможность брака остается такой далекой, что не кажется угрожающей.