Способный ученик

     Из кармана брюк он достал газетную вырезку. Тодд догадался, что  это, раньше, чем увидел; второй раз за  сегодняшний  день  перед  ним  предстал Дюссандер в двух своих ипостасях. Снимок,  сделанный  уличным  фотографом, был обведен чернилами. Смысл овальной рамки прочитывался сразу: Калоша  Эд узнал "дедушку" Тодда. И теперь горел  желанием  оповестить  весь  мир  об этом. Родить на свет божий маленькую пухлую сенсацию. Вот он - Калоша  Эд, балабол и сукин сын, в небесно-голубых кедах. Лучше бы в белых тапочках.

     Его сообщение, надо думать, привлечет  к  Тодду  внимание  полиции... хотя они и так не обошли  его  вниманием.  Теперь  это  яснее  ясного.  До сегодняшнего  дня  он  словно  летел  себе  на  воздушном  шаре,  беспечно поглядывая вниз, но вдруг оболочку пробила стальная стрела,  и  теперь  он неотвратимо падает. Главная его промашка - телефонные звонки. Ах, как  они его взяли на живца. Да чего там взяли - сам  набросился.  Точно, звонили. Один-два раза в неделю. Денкер говорил с ними  по-немецки.  Сказал  и  при этом подумал: путь побегают с высунутыми языками по всему югу  Калифорнии, пусть поищут недобитых нацистов. Как я их! Одного не учел - на  телефонном узле они уже могли это  проверить.  Он,  правда,  не  уверен  в  том,  что телефонный узел регистрирует все звонки, но... взгляд у  этой  ищейки  был какой-то подозрительный... Потом письмо. Зачем-то ляпнул, что в дом  никто не мог залезть. Этот тип наверняка подумал: знать это  может  только  тот, кто сам туда залезал... что он, кстати, и делал, три раза: первый -  чтобы забрать письмо, и еще два - проверить, не осталось ли чего такого...  Нет, не осталось. Эсэсовская форма исчезла. Четыре года как-никак  прошло  -  в какой-то момент  Дюссандер,  видимо,  смекнул,  что  лучше  будет  от  нее избавиться.

     Тодд перевел взгляд с газетной вырезки на Калошу Эда, но тот  смотрел куда-то в сторону, на улицу, как  будто  там  могло  произойти  что-нибудь необычное.

     Этот тип, конечно, может его подозревать в чем-то, но  из  подозрений шубы не сошьешь. Разве что всплывет  нечто  такое,  что  связывало  его  и старика одной ниточкой.

     Теперь всплывет, будь уверен. Потому что есть Калоша Эд. Стоит  рядом - дурак в своих дурацких кедах. И зачем такой дурак живет на  свете?  Тодд потянулся к "винчестеру".

     Калоша Эд и есть для них то самое недостающее звено. Все ясно, скажут они, старик и мальчик были сообщниками. И что тогда? Тогда суд. Отец, само собой,  наймет  лучших  адвокатов,  и   те,   естественно,   помогут   ему выкрутиться. Улики-то все  больше  косвенные.  К  тому  же  он  произведет благоприятное впечатление на присяжных. Но что толку, если  на  дальнейшей жизни можно будет поставить крест. Газетчики разденут его и бросят у  всех на виду - точь-в-точь как Дюссандер своих жертв в Патэне.

     - Человек, изображенный на  этом  снимке,  однажды  переступил  порог моего кабинета, - вдруг заговорил Эдвард Фрэнч, поворачиваясь к Тодду, - и назвался твоим дедушкой. Сейчас выясняется, что  это  давно  разыскиваемый военный преступник.

     - Да, - согласился Тодд. Его лицо ничего не выражало. Это  было  лицо манекена.

     - Как это могло произойти? - Вероятно, Эдвард Фрэнч рассчитывал,  что его вопрос будет  подобен  громовому  раскату,  однако  в  нем  прозвучала растерянность и еще обида, обида человека, которого ни за что ни  про  что обманули. - Я тебя спрашиваю, Тодд.

     - Сначала одно, потом другое, - сказал Тодд, поднимая "винчестер".  - Так и произошло. Сначала  одно...  потом  другое.  -  Большим  пальцем  он спустил предохранитель и вскинул винтовку. - Я понимаю, звучит  глупо,  но именно так все и произошло. Ни убавить, ни прибавить.

     Зрачки Калоши Эда расширились. Он попятился.

     - Тодд, что ты... не надо, Тодд. Давай поговорим. Давай обсудим и...

     - Обсуждайте это вместе с вонючим фрицем на том свете, - сказал  Тодд и нажал на спуск.

     Вторым выстрелом он размозжил ему голову.

     Калошу Эда развернуло к машине. Он слепо тыкался в закрытую дверцу  и слабеющим голосом снова и  снова  повторял  имя  дочери.  Третий  выстрел, нацеленный в основание позвоночника, свалил его на землю. Он еще несколько раз дернулся и затих.

     ШКОЛЬНЫЙ НАСТАВНИК МОГ БЫ, КОНЕЧНО, УМЕРЕТЬ  И  ПОСПОКОЙНЕЕ,  подумал Тодд с нервным смешком. И тотчас мозг пронзило ледяной иглой. От  боли  он даже зажмурился.

     Когда он снова открыл глаза, ему  вдруг  стало  так  хорошо,  как  не бывало много-много месяцев, а то и лет. Все  тип-топ.  Все  в  норме.  Его лицо, еще минуту назад совершенно неживое,  озарила  какая-то  первобытная радость.