Читаем Способы думать. История и общество, дискурс и концепт полностью

Но даже околонаучный взгляд антипсихиатров на шизофрению меркнет в сравнении с концепциями глубокоуважаемого священничества. Представьте: начало нулевых, питерские психиатры, руководствуясь, надо полагать, самыми добрыми намерениями, решили провести совместную с представителями Санкт-Петербургской духовной академии конференцию «Психическое здоровье в XXI веке»… Никогда не забуду той звенящей тишины в конференц-зале Александро-Невской лавры, когда проректор Духовной академии, поднявшись на кафедру для доклада, стал объяснять петербургской психиатрической общественности природу шизофрении и алкогольного делирия… «вселением бесов». Это, учитывая профессиональное образование собравшихся, можно было бы счесть смелой шуткой, но когда почтенный иерарх стал рассказывать нам о том, как он этих бесов изгоняет, ситуация и вовсе напомнила мне классический «клинический разбор». Впрочем, психиатры деликатно сделали вид, что ничего не слышали.

То есть вроде бы одна и та же штука – шизофрения, – а представляется она по-разному в разных головах. Понятно, что, вообще-то говоря, в каждой голове представление о любой «штуке» (шизофрения – только пример) своё собственное – индивидуальное, личное, особенное, но это уже нюансы, а есть, как мы видим, и некие общие тренды – «способы думать». Только вот как бы их выявить?..

<p>Первое</p>

Впрочем, может быть, всё и не так страшно, особенно когда дело касается таких узких тем, как, например, шизофрения (допустим, что тема шизофрении узкая, хотя соответствующих больных под 2 % в популяции, и если вы окажетесь, не дай бог, в этих двух процентах, уверен, вам будет приятно узнать, что «способы думать» о шизофрении, описанные в книге Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху», остались далеко в прошлом или, на худой конец, в тихих кельях Александро-Невской лавры). Но есть ведь вещи и куда более общего характера – то, что так или иначе касается всех и каждого. Вот, например, «права человека» или «свобода слова». Что если разные люди, причём находящиеся на разных этажах социальной иерархии, думают о таких вещах по-разному, но, думая о разном, используют одни и те же слова?

То, что за одними и теми же знаками (словами означающими) у разных людей скрываются разные значения (означаемые), стало понятно уже после работ Фердинанда де Соссюра и Льва Семёновича Выготского (даже если не причислять этих мыслителей к социальным психологам, подобный вывод из их работ напрашивается). Впрочем, и без всяких теорий ясно, что представители, например, некоей условной «партии власти», с одной стороны, и представители «несистемной оппозиции» – с другой по-разному понимают такие штуки, как, например, «коррупция», «общество», «национальные интересы» и т.д., и т.п. (утверждение не голословное, я проверял). То есть представители указанных групп, даже если бы они и сели за некий виртуальный «стол переговоров», используя одни и те же слова, говорили бы о разном, причём совершенно не отдавая себе в этом отчёта. В результате данный диалог неизбежно привёл бы к тому, что стороны посчитали бы друг друга или лжецами, или дураками, или, на худой конец, «инопланетянами». Допускаю, что и та и другая оценка может иметь под собой веские основания (насчет третьей я почему-то сильно сомневаюсь… впрочем, не всегда), но, по существу своему, перед нами просто разные «способы думать» об одних и тех же вещах.

Проблема очевидна: люди говорят друг с другом, думают, что понимают друг друга, но на самом деле не понимают, что неизбежно приводит к тем или иным конфликтам. Юрген Хабермас, соответственно, разрабатывает теорию «коммуникативного действия», Никлас Луман – «отрефлексированной аутологии», Фрэнсис Фукуяма – «уровня доверия», и это только начало длинного списка теорий и теоретиков, желающих что-то с этим сделать. Впрочем, у меня возникает странное чувство, что все эти «попытки решения» никак не учитывают само существо проблемы – её этиопатогенез, так сказать. Дело ведь не просто в «игре слов» или «языковой игре», дело в исходной точке, а результат – только следствие: если вы уверены в том, что шизофрения – это заболевание генетической природы, то ваш подход к проблеме прост и незамысловат – сушим весла, приехали (не жди, не бойся, не проси); если вы считаете, что природа шизофрении кроется во внутренних конфликтах пациента, – вы полны надежд и пытаетесь апеллировать к его сознанию и личности; если вы думаете, что это органика (травматическая, инфекционная, биохимическая или какая-то иная), вы сосредотачиваетесь на методах воздействия на мозговую ткань; а если вы думаете, что это бесы, то, понятно, святых выноси.

Иными словами, «способ думать» – это не просто особенность «внешнего взгляда», это особенность исходной точки взгляда. То есть идти, как мне представляется, надо не «сверху», а «снизу», искать не то, в чем фигуранты «коммуникативного действия» сходятся или расходятся, а то, из чего они исходят, каков их, иначе говоря, первый пункт. И это первое.

<p>Второе</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Человек 2050
Человек 2050

Эта книга расскажет о научных и социальных секретах – тайнах, которые на самом деле давно лежат на поверхности. Как в 1960-х годах заговор прервал социалистический эксперимент, находившийся на своём пике, и Россия начала разворот к архаичному и дикому капитализму? В чем ошибался Римский Клуб, и что можно противопоставить обществу "золотого миллиарда"? Каким должен быть человек будущего и каким он не сможет стать? Станет ли человек аватаром – мёртвой цифровой тенью своего былого величия или останется образом Бога, и что для этого нужно сделать? Наконец, насколько мы, люди, хорошо знаем окружающий мир, чтобы утверждать, что мы зашли в тупик?Эта книга должна воодушевить и заставить задуматься любого пытливого читателя.

Евгений Львович Именитов

Альтернативные науки и научные теории / Научно-популярная литература / Образование и наука
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука