SPQR IV. Храм муз

Египтяне – один из самых древних народов, и, может быть, этим можно объяснить их консерватизм, иногда доходящий до абсурда. По сравнению с ними самый косный римлянин представляется жутко непостоянным и переменчивым. Обычные подданные сегодняшних Птолемеев выглядят точно так, как те, кого можно видеть на изображениях на стенах храмов первых фараонов. Они все небольшого роста, коренастые, темнокожие, но не такие черные, как нубийцы. Обычная одежда мужчин – это что-то вроде юбочки, набедренная повязка из белой льняной ткани, и большинство носит коротко подстриженные черные парики. Они подкрашивают себе глаза черной краской, сурьмой, считая, что это защищает их от злых духов или солнца. Старая египетская аристократия, представители которой еще встречаются изредка то тут, то там, принадлежит к другой расе, они более светлые и более высокого роста, хотя и темнее, чем греки или италики. И говорят они на языке, которого никто нигде не понимает, кроме как в самом Египте.

При взгляде на них сегодня трудно поверить, что именно этот народ построил все эти поразительные пирамиды, но ведь и греки нынче не слишком напоминают титанов древности, героев Гомера или даже более близких к ним предков времен греко-персидских войн. К своей религии египтяне относятся крайне серьезно, несмотря на то, что многие их боги выглядят чрезвычайно смешно и глупо. Все считают, что боги с головами животных просто смешны, а вот лично мне больше всего нравится тот, которого изображают мертвым, завернутым и упакованным как мумия, лицо оставлено открытым, а сам он стоит стоймя, очень прямо, и его эрегированный пенис торчит из-под бинтов и повязок.

В Ракхоте мы окунулись в обычную шумную толпу. Уличные торговцы раскладывали и расхваливали свои товары, на рынок гнали стада животных, повсюду тянулись бесконечные религиозные процессии – неотъемлемая часть повседневной жизни египтян. Здесь я не просто любовался видами и достопримечательностями. У меня была конкретная цель, но мне не хотелось, чтобы это выглядело так, словно я что-то вынюхиваю.

Первую остановку мы сделали в Большом Серапеуме. Это был еще один экземпляр, представляющий ту циклопическую архитектуру, что так нравилась наследникам первого Птолемея. Почти такой же огромный, как храм Дианы в Эфесе, Серапеум был посвящен богу Серапису, который вообще-то являлся чисто александрийским изобретением. Птолемеи считали, что они способны делать все гораздо лучше, чем кто-нибудь другой, включая изобретение новых богов. Александрия была городом нового типа, и они желали изготовить бога для своего города, который мог бы слить воедино греческие и египетские религиозные практики. Вот они и придумали нового бога с величественным и суровым выражением лица, таким, как у Плутона, и сплавили его с египетскими богами Осирисом и Аписом, отсюда произошло и его имя – Серапис. И по каким-то непонятным причинам это новое, довольно грубо сколоченное божество стало популярно, и сегодня ему поклоняются чуть ли не во всем мире.

Серапеум, как и царский дворец, в сущности, являет собой настоящий город внутри города. Здесь имеются пастбища и стойла для жертвенных животных, несколько когорт жрецов и служителей, склады и кладовые, полные сокровищ и всякой прочей дребедени, а также знаменитых произведений искусства. А чтобы все это охранять, имеется даже свой арсенал и стража.

Сам храм был обычным, даже скучным – стандартная греческая постройка, только значительно больших размеров, чем было принято в других странах. Он стоял на высоком искусственном холме, сложенном из камня, верхняя площадка, доступная взгляду, была всегда открыта для публики. Там и находилась статуя бога, имевшая на удивление скромные пропорции. Все здесь было рассчитано на зевак. Поскольку Серапис являл собой, так сказать, агломерацию хтонических богов[42], сами молебствия и прочие религиозные церемонии происходили в нескольких подземных криптах[43].

Я немного побродил среди всех этих чудес, пялясь на них подобно всем остальным зевакам и чужестранным посетителям, но на самом деле цели у меня были совсем другие. Все мое внимание было приковано к храму меньших размеров, расположенному через две улицы к югу от Серапеума. Над его крышей поднимался столб дыма, как из небольшого вулкана, и ветерок доносил оттуда завывающие звуки печального песнопения и бряцанье музыкальных инструментов. Я остановил одного из жрецов, мужчину, одетого в греческие священнические одежды, но с накинутой на плечи леопардовой шкурой – на египетский манер.

– Скажи мне, господин, – осведомился я, – какому богу поклоняются вон в том шумном храме?

Он повернулся туда и с надменной высоты Серапиона надменно уставил свой не менее надменный и огромный нос в сторону храма, о котором шла речь.