Читаем Справа налево полностью

В горах на границе с Ираном шерсть погружается в минеральные и растительные краски. Подобно полотнам персидских габбехов или редкого китайского шелка, выкрашенного сливовым соком, ткани, подражая сетчатке, запечатлевают окружающие растения, камни, времена года, попавшие под властную кисть солнечных лучей и словно подставленные под камеру-обскуру, образованную скалистым ущельем.

В Армении повсюду можно встретить животворящие камни — хачкары: плиты с вырезанными крестами и орнаментальными надписями. Чуть не в каждом селе есть отгороженное место, где под навесом установлены эти каменные святыни, хранители места, принесенные сюда с окрестных склонов. Армянский крест — принципиально растительный, с корнями и кроной, древо жизни. В церквях можно встретить следы исторического лавирования: молельные ниши с исламским орнаментом и прямые кресты — «распятия крестоносцев». В Гегарде часть храмового комплекса вырублена непосредственно в скале, из расселины которой бьет ключ, благодаря чему и было выбрано это место, еще в дохристианские времена, для строительства святилища. В Средние века Армения наряду с Иерусалимом входила в список мест, обязательных для посещения паломниками, — не только как государство, одно из первых в мире принявшее христианство, но и как страна спасения человечества, наследница Ноя.

В Гегарде мы впервые встретили «сталактитовую» резьбу под сводами и тему зооморфного близнечного мифа: бык быка поднимает на рога (сравните со славянским мотивом, наблюдаемым в силуэтах кратеров на Луне: «Брат брата на вилах держит», — так однажды украинская крестьянка в степи под Одессой в полнолуние объяснила мне действо, происходящее на спутнике нашей планеты).

* * *

Ветер, сильный ветер, пришедший с Арагаца, гуляет по Еревану. По тротуарам в небольших смерчах пляшут и вальсируют мусор и сухая листва, поднимается пыль и запорошивает глаза. На площади Республики подсвеченные струи фонтанов готически взлетают, подчиняясь музыкальному ритму. Ветер срывает с мелодии брызги и окропляет праздничную толпу. Вокруг полно французов, прибывших на международный кинофестиваль. Парковка перед гостиницей зарезервирована для кортежа мэра Парижа, в чьей компании — Клаудия Кардинале и Фанни Ардан.

На площадях и в кальянных можно увидеть стамбульских и иранских армян, предпочитающих проводить отпуск на исторической родине; много армян из Ирака — эти были вынуждены перебраться в Армению после начала в Месопотамии войны.

Улицы многолюдны и приветливы. Юная девушка свободно подсаживается на парапет к мужчинам, годящимся ей в деды, и вполголоса о чем-то увлеченно с ними говорит. Что, кроме уважения к старшим, может связывать два возраста? — европейская ментальность не способна это объяснить.

Фонтаны гаснут, и только ветер рябью размазывает скромные огни ночного города по водной глади.

* * *

Мы сидим в ресторанчике, закусываем тутовку летней долмой (вместо мяса в виноградных листьях — нут и травы). Писатель Арис Казинян рассказывает: «Когда-то военные действия проходили в пятидесяти километрах от Еревана. Столицу окружали леса, теперь они вырублены, но свое дело деревья сделали: согрели город. В начале девяностых вся Армения была обесточена. В каждой квартире стояла буржуйка, стены домов чернели сажей. В подъездах не было дверей — они были пущены в топку. В ясные дни матери выносили детей из квартир с обледенелыми стенами на улицу — согреться на солнце. Дорога в Иран, до границы с которым от Еревана 400 километров, звалась „дорогой жизни“. Иран помогал и помогает. За тысячу лет армяне не прибавили в численности населения. Вышла ничья с небытием. Но творчески мы его победили».

* * *

Благодарные большеглазые дети, получившие за банку красной смородины тысячу драм (восемьдесят рублей). Длинный зеленый язык горнолыжной трассы, рассекающей лесистый склон над Джермуком. Пугливый ослик на пригорке, стоящий по шею в закатном солнце и приплясывающий от щелчков затвора фотоаппарата. Серебряное полотно, пролитое полнолунием на поверхность Севана. Одинокий таинственный хачкар, высеченный в скале. Притяжение гор, влекущих подняться в них и раствориться в дали над монастырями Санаин и Гндеванк.

* * *

Бюраканская обсерватория по дороге на Арагац. Ее основатель академик Виктор Амазаспович Амбарцумян изучал здесь галактики с активным ядром, до сих пор остающиеся предметом пристального внимания ученых. Территория обсерватории — прекрасный парк, ухоженный, со сложным рельефом, сочлененным подвесными мостками, с двумя выглядывающими из листвы башнями телескопов. Из ковра барвинка вдоль тропы вспархивают тучи мотыльков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Уроки чтения

Непереводимая игра слов
Непереводимая игра слов

Александр Гаррос – модный публицист, постоянный автор журналов «Сноб» и «GQ», и при этом – серьёзный прозаик, в соавторстве с Алексеем Евдокимовым выпустивший громко прозвучавшие романы «Головоломка», «Фактор фуры», «Чучхе»; лауреат премии «Нацбест».«Непереводимая игра слов» – это увлекательное путешествие: потаённая Россия в деревне на Керженце у Захара Прилепина – и Россия Михаила Шишкина, увиденная из Швейцарии; медленно текущее, словно вечность, время Алексея Германа – и взрывающееся событиями время Сергея Бодрова-старшего; Франция-как-дом Максима Кантора – и Франция как остановка в вечном странствии по миру Олега Радзинского; музыка Гидона Кремера и Теодора Курентзиса, волшебство клоуна Славы Полунина, осмысление успеха Александра Роднянского и Веры Полозковой…

Александр Гаррос , Александр Петрович Гаррос

Публицистика / Документальное

Похожие книги