Под мягкий стук лошадиных копыт о подсохшую землю летописец грядущего и минувшего принялся мастерить походную удочку. Бечевкой из крапивных волокон его накануне снабдила прислужница с расплющенными ушами, которая, надо заметить справедливости ради, при всей неучености, дремучести, а также полном отсутствии куртуазности, понимала толк во всяческой работе низшего сословия. В руках у нее все как-то само собой спорилось, причем девка натурально не знала ни минуты покоя, судя по всему, она попросту не понимала, как можно вообще ничего не делать или хотя бы заниматься чем-то одним, например, идти по дороге. А уж плести всякие шнурки могла прямо на ходу.
Гаваль проверил веревочку, что уже была правильно обожжена от торчащих волосков и провощена огарком свечи. Еще требовалась нить и кусочек ветки боярышника длиной чуть короче мизинца с торчащим шипом. Работать на ходу оказалось неудобно, и менестрель хотел отложить деяние до привала, однако поймал насмешливый взгляд Марьядека и устыдился. Если какая-то сельская девка, грамоты не разумеющая, ухитряется рукоделить между делом, значит и образованный городской человек справится!
Хель, Артиго и служанка по-прежнему что-то негромко обсуждали. Теперь беседу вел мальчик, кажется, он спорил о чем-то с наставницей. Гамилла, злющая как сотня демонов из ледяной преисподней Эрдега, появлялась то справа, то слева. Гаваль продолжал мастерить.
Две аккуратные петельки, чтобы прихватить ниткой импровизированный крючок, обмотать веточку, соединить все в одно целое… Некоторое время спустя, после трех наколотых пальцев, четырежды уроненного инструмента и бесчисленных ухмылок главных насмешников — Марьядека и Кадфаля — в руках менестреля оказалась вполне приличная леска с крючком, намотанная на дощечку. Гаваль покрутил в пальцах обрезок трубчатой кости, кою следовало насадить на палочку, чтобы вышел поплавок. И решил, что займется этим позже.
После обеда, который случился в форме поедания опять же на ходу пресных лепешек, испеченных пару дней назад, странники заметили высокий столб густого, чернильного дыма по левую руку. Так дымить могло что-то по-настоящему большое, не пара сельских домишек. Все подобрались, растянувшаяся, было, колонна снова превратилась в более-менее сплоченный отряд. Теперь кое-кто бросал осуждающие взгляды на Гамиллу, которая лишила компанию дальнобойного оружия в неспокойное и суетное время. Арбалетчица делала вид, что не замечает немую критику, а предъявлять ей претензии в открытую никто не стал.
Тусклое осеннее солнышко начало склоняться к горизонту, обещая скорый закат и благополучное завершение очередного дня, когда дальнозоркий Марьядек вытянул руку с одним лишь словом:
— Неприятности.
Указанное явление представляло собой отряд численностью в полтора десятка злобных морд. Пять конных воинов, остальные пешцы. Отряд двигался в направлении дыма и неминуемо должен был встретиться с Маленькой Армией. Гаваль почувствовал, как дрожь охватывает пальцы, ноги же похолодели, стали, будто сшитыми из тряпья.
Отряд, который пока не следовало именовать «вражеским», хотя он вполне мог таковым стать, замедлился, чуть довернул в сторону путников. Хель будто бы невзначай проверила, как выходит из ножен меч. Сталь неприятно скрипела о жесткую кожу. Раньян поджал губы и крепче взялся за костыль. Гаваль тоскливо подумал, что надо было хоть пращу себе какую-нибудь из веревки сделать… Или рогатку. Хотя, конечно, случись настоящий бой, камешки здесь не помогут.
Когда незваные встречные оказались на таком расстоянии, что можно было, не щурясь, разглядеть физиономии, Бьярн демонстративно поправил на плече клинок и громко затянул душевную песню:
Кавалер Палисс тут лежит,
Пронзенный копьем чужим!
А если бы не был он мертв,
То был бы сейчас живым!
Учитывая жуткую внешность старика и здоровенный меч, который убивец таскал без перевязи, на плече, как дубину, получалось крайне впечатляюще. Гаваль незаметно для самого себя оказался в хвосте, за спинами более суровых товарищей. Отсюда можно было разглядывать гостей с бОльшей уверенностью.