Справедливость. Как поступать правильно?

Это идеал либеральной нейтральности, к которой обращался Джон Кеннеди и которую отверг Барак Обама. С 60-х и до конца 80-х гг. XX в. демократы «дрейфовали» к идеалу нейтральности и по большей части исключали моральные и религиозные доводы из своего политического дискурса. Но были и определенные примечательные исключения. Отстаивая гражданские права, Мартин Лютер Кинг-мл. обращался к нравственным и религиозным аргументам; движение против войны во Вьетнаме черпало энергию в моральном и религиозном дискурсе, а Роберт Фрэнсис Кеннеди, в 1968 г. добивавшийся выдвижения своей кандидатуры на пост президента от демократов, пытался призвать нацию к более строгим, более требовательным нравственным и гражданским идеалам. Но к 70-м гг. XX в. либералы восприняли язык нейтральности и выбора, уступив моральный и религиозный дискурс нарождавшимся христианским правым.

После избрания Рональда Рейгана, а именно с 1980 г., христианские консерваторы приобрели значительное влияние в политике республиканской партии. «Моральное большинство» Джерри Фалуэлла и «Христианская коалиция» Пата Робертсона стремились «одеть обнаженное общественное пространство»³⁸⁹ и бороться с тем, что они считали характерной для американской жизни снисходительностью к нравственной распущенности. Религиозные фундаменталисты выступали за введение обязательной молитвы в школах, за проведение в общественных местах религиозных мероприятий и за введение юридических ограничений порнографии, абортов и гомосексуализма. Со своей стороны, либералы выступали против этих мер, не оспаривая нравственные суждения в каждом конкретном случае и вместо этого доказывая, что моральным и религиозным оценкам в политике нет места.

Такая модель аргументации хорошо послужила консервативным христианам и сделала либерализм «плохим» словом. В 1990-х гг. и в начале 2000-х либералы стали утверждать, хотя и в несколько оборонительной манере, что они тоже выступают за «ценности», под которыми либералы обычно разумели идеалы терпимости, справедливости и свободы выбора. (В неловкой попытке добиться отклика у избирателей кандидат от демократов на президентских выборах 2008 г. Джон Керри в речи по случаю своего выдвижения в кандидаты конвентом демократической партии употребил слово «ценность», в единственном и множественном числе, 32 раза.) Но эти ценности ассоциировались с либеральной нейтральностью и ограниченностью либерального общественного сознания. Они не были связаны с острой тоской, которую испытывали американцы нелиберальных воззрений, и не отвечали на запрос общественной жизни, стремившейся к обретению большего значения и смысла.³⁹⁰

В отличие от других демократов, Барак Обама понял эту тоску и придал ей политическое звучание. Это выделило политику Обамы из либерализма того времени. Ключом к его красноречию оказалось не просто умение искусно играть словами, но и то, что его политический язык был проникнут нравственным и духовным содержанием, которое выходило за пределы либеральной нейтральности.

«Кажется, ежедневно тысячи американцев совершают обычный круг своей жизни — завозят детей в школы, едут на работу, стрелой мчатся на деловые встречи, делают покупки в торговых центрах, пытаются соблюдать свои диеты — и начинают осознавать, что в их жизни чего-то не хватает. Они решают, что их работы, их собственности, их развлечений, их явной занятости недостаточно. Они хотят почувствовать цель, некую нарративную дугу, охватывающую и описывающую их жизнь... Если мы по-настоящему надеемся сказать людям, где они находятся, если мы хотим передать свои надежды и ценности образом, который соответствует мышлению людей, тогда мы как прогрессисты не можем отказываться от сферы религиозного дискурса».³⁹¹

Заявление Обамы о том, что прогрессистам следует воспринять дружественную религию, более широкую форму общественного сознания, отражает здравое политическое наитие. Это также и хорошая политическая философия. Попытка отключить доводы, касающиеся справедливости и прав, от доводов, касающихся хорошей жизни, ошибочна по двум причинам. Во-первых, не всегда возможно решать вопросы справедливости и прав, не разрешая более фундаментальные моральные вопросы. Во-вторых, даже в тех случаях, когда это возможно, такой подход может быть нежелательным.

Дебаты об абортах и стволовых клетках