Справедливость. Как поступать правильно?

В момент, когда рабочие теряют свои места повсюду, понятно, что американские политики считают своей первой задачей защиту рабочих мест в Америке. Но сам термин «утечка» возвращает нас к вопросу о моральном статусе патриотизма. С точки зрения одной лишь необходимости трудно доказывать, что помощь американским безработным лучше помощи нуждающимся в работе китайцам. И все же немногие будут оспаривать концепцию, что у американцев есть особая обязанность помогать своим согражданам, переживающим трудные времена.

Учесть эту обязанность в категориях согласия трудно. Я никогда не давал согласия на то, чтобы оказывали помощь сталеварам в Индиане или сельскохозяйственным рабочим в Калифорнии. Некоторые скажут, что я дал на это молчаливое согласие. Поскольку я извлекаю выгоду из сложной системы взаимозависимости, представленной национальной экономикой, я несу обязанность взаимности по отношению к другим участникам этой экономики, даже если я их никогда не видел и не обменивался с большинством из них какими-либо товарами или услугами. Но это — явно натянутое утверждение. Если мы попытаемся проследить самые обширные круги экономического обмена в современном мире, то, вероятно, обнаружим, что полагаемся на людей, которые живут на другом конце света, точно так же, как и на людей, живущих в Индиане.

Итак, если вы считаете, что у патриотизма есть моральная основа и у нас есть особая ответственность за благосостояние наших сограждан, вы должны признать существование третьей категории обязательств — обязательств солидарности или членства. Эти обязательства нельзя свести к акту согласия.

Является ли солидарность предрассудком, который мы сами себе придумали?

С тем, что у нас есть особые обязательства по отношению к членам своих семей, товарищам или согражданам, согласится, разумеется, не всякий. Некоторые утверждают, что так называемые обязательства солидарности на самом деле — всего лишь проявления коллективного эгоизма, предрассудок, который мы сами себе выдумали. Эти критики признают, что мы обычно и привычно больше заботимся о своих семьях, друзьях и товарищах, чем о других людях. Но, спрашивают эти критики, разве эта напряженная забота о «своих» людях — не узкая, обращенная внутрь себя тенденция, которую следует преодолевать, а не возвеличивать во имя патриотизма или братства?

Нет, необязательно. Обязательства, обусловленные солидарностью или принадлежностью к какой-то общности, проецируются как внутрь, так и вовне. Некоторые из особых обязательств, которые я несу как член определенных сообществ, могут относиться к другим членам этих сообществ. Но среди других людей, не входящих в те же сообщества, членом которых я являюсь, могут быть люди, история взаимоотношений которых с моими сообществами может быть морально отягощена, как это имеет место в отношении немцев и евреев или белых американцев и афроамериканцев. Коллективные извинения и репарации за прошлую несправедливость — хорошие примеры того, как солидарность может создавать моральную ответственность перед сообществами, членом которых я не являюсь. Исправление ошибок, совершённых моей страной в прошлом, — один из способов укрепления моей верности ей.

Порой солидарность может давать нам особую причину критиковать наш народ или действия нашего правительства. Патриотизм может побуждать к инакомыслию. Возьмем, например, два разных основания, которые побуждали людей выступать с протестами против войны во Вьетнаме. Одним из них было убеждение в несправедливости той войны, другим — убеждение в том, что война недостойна нас и противоречит тому, кем мы являемся как народ. Первую причину могли разделять противники войны, кем бы они ни были и где бы ни жили. Но второе побуждение могли испытывать и выражать только граждане страны, ответственной за войну. Любой швед мог выступать против войны во Вьетнаме и считать ее несправедливой, но испытывать стыд за эту войну мог только американец.

Гордость и стыд — нравственные чувства, предполагающие общую идентичность. Американцы, путешествующие за рубежом, могут испытывать неловкость, сталкиваясь с хамским поведением американских туристов, которых они не знают лично. Неамериканцы могут находить такое поведение позорным, но оно не вызывает у них чувства неловкости.

Способность испытывать гордость и стыд за действия членов семьи или соотечественников связано со способностью к коллективной ответственности. И то и другое требует, чтобы мы рассматривали самих себя как личностей, занимающих конкретное положение, несущих моральные узы, которые не выбраны нами и заложены в нарративах, формирующих нашу идентичность как моральных субъектов.