Рома явно деликатничает и избегает слова «бред».
— Вы самую малость недостаточно образованы, дети мои. Что вы знаете о шкале эмоциональных тонов? — спрашиваю через секунду после того, как прохожу сложный поворот, едва разминувшись с гружёной фурой, выехавшей чуть-чуть на встречку.
Глава 33
(черновик. Не нравится. Утром, возможно, кромсать)
Из пассажиров никто, кроме Ромы, не замечает едва не случившегося столкновения, но и сам Рома рассеянно пропускает этот момент мимо себя.
— Мне ничего не известно, — подаёт сзади голос Азамат под негромкую беседу пересмеивающихся девочек.
— Хм. Это не из сайентологии ли опус, святой отец? — вопросительно поднимает бровь Рома. — Вы на сектанта вроде бы не похожи, — Рома весело хмыкает, глядя на меня.
— Ух ты, — теперь настаёт моя очередь хмуриться. — Нет, к своему стыду, лично я о сайентологах ничего не слышал.
— Это вообще-то скорее из области нейрофизиологии, — на ходу, старательно подбираю понятия и термины.
— Я ничего не знаю об упомянутых сайентологах, — продолжаю, чуть собравшись с мыслями. — Но рискну предположить, что ценность аналитического приёма не уменьшается от факта использования его кем-либо ещё…
— Аналитика и эмоции? — снимает с моего языка Рома, беззаботно пялясь в окно.
— Да. Отдаю должное вашей подготовке, — киваю действительно с уважением. — Удивлён.
— Да ну, — легкомысленно отмахивается Рома. — Понятно же по контексту. «Вася, козёл ты горбатый!», хрестоматийный пример. Но что там дальше с эмоциональной шкалой? И каким образом она тут задействована?
— Шкала эмоциональных тонов. Считается, что всё многообразие эмоций поддаётся, тем не менее, иерархизации по вертикали. И, в зависимости от высоты эмоционального тона, находящемуся в нём человеку будет лучше всего удаваться какой-то конкретный тип задач.
— Интересно, — подаёт сзади голос Азамат. — Какой первый тон?
— Нулевой. Самый первый тон — нулевой. Кажется, в миру приравнен к смерти.
— Это когда всё по барабану? — врезается Рома.
— Почти. Всё по барабану — это апатия, они со смертью почти рядом. Ну, с известным допуском, лично вам их можно считать за один тон, — добавляю, чуть подумав.
— И что хорошо делается в таком тоне? — удивляется Рома.
— Неуязвимость? — предполагает Азамат. — Что-то типа религиозного транса?
— Не знаю. У нас, нулевой тон, равно как и апатия, считается смертельным грехом, — не считаю возможным что-либо искажать. — Он не продуктивен. Мы отмечаем, что он есть. Но его функция, с точки зрения созидательной функции, ноль и есть. Смерть, апатия на волос от смерти. Учтите, эта шкала чисто умозрительная… — спохватываюсь, видя, как Рома с Азаматом начинают что-то явно с энтузиазмом прикидывать на себя. — И я бы вам настоятельно советовал…
— Не волнуйтесь, — со смешком перебивает меня Азамат. — Мы не червяки. Продолжайте. Что идёт дальше?
— На ступеньку выше — горе. Если коротко, это потеря. Вернее, возникает как правило при серьёзной потере и ею же запускается либо провоцируется. Тоже так называемый принудительный тон, в который по доброй воле здоровая психика не попадает.
— Ничего себе, как непросто, — посмеивается сидящий рядом Рома. — И чего можно осуществить именно в этом тоне?
— Ничего хорошего, — обсекаю и здесь. — О точном анализе в таком состоянии речь точно не идёт. А то, что хорошо в таком состоянии делается, я вам вслух говорить не буду.
— Секрет? — воодушевлённо вскидывается Рома.
— Харам, — качает на заднем сидении головой Азамат. — Ну, грех, по-вашему. А хорошо в горе только… сами понимаете.
— А-а-а, камикадзе, — ухватывает намёк Рома. — Хм, ну, я бы тут поспорил, хотя-я-я-я… Соглашусь. Что героически в таком состоянии можно только собой пожертвовать. А потом что? По шкале, в смысле.
— А вот следующим идёт как раз наш с вами страх. Который, с известным допуском, стимулирует физиологию. Но напрочь блокирует аналитическую функцию. В частности, критическое мышление. Равно как и генерацию. Идей, чаяний…
— Напуганными управлять проще, — медленно и понятливо тянет слова Рома, задумчиво глядя в окно. — Но как можно в этом состоянии держать людей перманентно?