Ощущения после этого, как говна поел. До чего мерзкий человек. Прости, Господи, ещё раз
… Не буду сквернословить даже мысленно.Ничего не то что светлого или богоугодного в душ е
. Ничего даже просто чего-то нейтрального — только похоть и стяжательство. Для того, чтобы, в свою очередь, снова тешить похоть…Интересно. Это именно его личная особенность? Или вообще их веры? Ловлю себя на том, что не очень помню что-то внятное об Исламе. Знаю только, что жён у них можно несколько, как бы не полдесятка. Имущество ещё по женской линии не наследуется. Кажется. Более ничего не помню.
Кстати, раз так, надо прямо сейчас, пользуясь моментом, подтянуться в теории и почитать всё, до чего дотянусь: время позволяет. А мусульмане, как ни крути, самая первая по численности и единственная в наличии категория людей, подлежащих обращению в Веру — других вокруг всё равно нет. А плана по новообращённым с меня наверняка никто не снимет, проносится на задворках сознания мысль
.Хотя лично мне уже ясно, что с самим Маулетом ничего решать нельзя, для очистки совести всё же договорился, что зайду к нему ещё через час: он за это время сформулирует свой точный мне ответ.
С одной стороны, пустая трата времени; у меня почти нет сомнений. С другой стороны, всё всегда надо отрабатывать до конца: мало ли… Да и ехать сейчас домой смысла нет: туда и обратно почитай займёт четыре часа. С утра снова надо быть тут, чтоб общаться с пробирным отделом (надеюсь, там люди адекватнее). К обеду снова надо быть у себя: прибудут строители. Их надо принять, обиходить, показать что-где и дать доступ к их непосредственной работе.
Получается, всё равно лучше до утра остаться в городе.
* * *
— Салам, занят? — После некоторых раздумий, Маулет всё же набирает своего двоюродного брата, лейтенантствующего в уголовном розыске района. — Плохо слышно… Габит, ты можешь говорить? — Переключается с русского на свой язык Маулет.
— Сейчас, в коридор выйду… теперь могу. Салам, говори. — После полуминутной паузы, раздаётся в трубке голос брата.
— А ты что, на работе ещё? — удивляется Маулет. — Я тебя разбудить боялся! А ты что, ещё не дома?
— Какой дома, брат?! — Смеётся в ответ родственник. — Покой нам только снится! Конец периода, палки надо рубить, у нас тут свои затыки. Проверку ждём, документы готовим… Ну и начальство ещё на месте. Раньше начальства не уйдёшь. — Простецки завершает пояснение Габит. — Так а ты чего хотел среди ночи-то?
— Слушай, тут один орыспай приходил. Вот буквально только сейчас. Он хочет под два кило металла сдать, понимаешь о чём я?.. Я его на час отправил проветриться, сказал, что мне подумать надо.
— Да, конечно. — Оживляется брат, не смотря на позднее время. — Понимаю. Хех, я помню, где ты работаешь! А что с ним не так, с этим орыспаем, брат? Ворюга? Наркет? Алкаш? Что не в порядке-то? Документов же на это никаких не надо, закон же ваш металл вообще ценностью не считает и оборот никак не регулирует. До тех пор, пока его не украли откуда-нибудь. — Повторяет азбучные истины родственнику полицейский.
— Да всё в порядке, — с досадой цыкает Маулет. — Но два кило, явно в самопальной отливке!.. В металлургии тип явно волочёт, а сам металл с Оськемена, с окрестностей, дальше в лес. Понимаешь?..