Справедливость точно не отмеришь

– Мы все поняли, братское сердце, – так же вежливо ответил Берц.

Раскланялись и разошлись.

– Всё-таки банкоматы – дело самое верное, – сказал Лопух.

– Да мы уже на банкоматах засвечены, му… с Нижнего Тагила! – разозлился Берц. – Как только кого-нибудь нахлобучим прежним образом, наши дела тут же поднимут: а-а-а так Берц только освободился! Его работа и его кодлы! Пойдём, лучше, на автовокзал, там «лебедей» много водится.

– Кого? – спросил Гвоздик.

– «Лебедей», дурила! «Лебедь» – это пьяный, с которым можно что угодно делать, он потом и не вспомнит… Такие заявы не пишут, да у них и не принимают…

Надо сказать, что Берц оказался прав. На автовокзале они нахлобучили пьяного в туалете, отняли у него кошелёк, в котором оказалось пятнадцать тысяч. Когда убежали подальше, зашли в подъезд и между этажами стали рассматривать добычу, Берц одобрительно крякнул, а Гвоздик помотал головой.

– Не, – говорит он. – Эту суку на пятнадцать тысяч не напоишь, да и не накормишь. Знаешь, сколько сейчас в ресторане рыба стоит? Ниндзя как-то рассказывал…

– Да-а. Жалко, Ниндзи нету, – сказал Берц.

И они замолчали.

– Надо к банкомату идти, – сказал Лопух.

– Банкомат больше двух тысяч не даст, надо карточку отобрать у того, кто только зарплату получил. А сейчас все зарплаты на карточки получают.

– Ну, и дальше что?

– А дальше взять его, и пусть снимает все деньги. А мы в стороне постоим: пусть его камера снимает. А он потом нам их и отдаст по доброй воле. Это уже не разбой будет, а кража, за нее условно дают…

– Стрёмно как-то, – сказал Гвоздик и поёжился. – Мы все под условкой ходим.

– Стрёмно, значит, иди на Ростов-Товарный, разгружай вагоны. Три тысячи с вагона. Пару-тройку вагонов выгрузишь, вот и принесёшь свою долю!

Гвоздик только вздохнул. Разгружать вагоны ему было непривычно. В конце концов, сделали так, как сказал Берц. Поехали подальше, вышло так, что оказались они в Электромонтажниках. Походили, посмотрели: дома новенькие, магазины только открылись, Дом быта, автосервис какие-то кавказцы держат, кинотеатр скоро запустят… Людей немного: кроме местных жителей тут никому делать нечего, все бегут куда-то по своим делам, квартиры, небось, без присмотра…

– Хорошее место, – сказал Берц. – Тут, наверное, ещё никто не стал окучивать.

– Не знаю, – помотал головой Лопух. – Таких мест, по-моему, сейчас нету.

Возле пивной они взяли под руки какого-то работягу, показали ему нож, и Берц объяснил ситуацию: мол, только с зоны откинулись и он, как честный фрайер, должен их «подогреть». Работяга сам ввёл пин-код и снял всё, что на карточке было. Было там двадцать тысяч.

– Вот это уже деньги, – сказал Берц и пожал работяге руку. Потом вдруг снова вытащил нож, упёр в живот.

– Только смотри, если вдруг думаешь стукануть на нас, имей в виду, я тебе пику по самую рукоятку засажу.

– Да нет, ребята, нет. Я по-хорошему расходиться привык, – ответил терпила и мгновенно исчез.

* * *

Цифра выглядела сногсшибательно: красные босоножки на высоченной «шпильке», короткий красный сарафан с открытой спиной, перечеркнутой двумя бретельками, и маленькая красная то ли сумочка, то ли кошелек. Маникюр, педикюр – все, как положено центровой телке. Бывшие «Грачи» обалдели, когда ее увидели, особенно Берц – у него даже челюсть приотпала.

Хорошо, что они сразу приехали на такси и, по капризу дамы, отправились в «Голубое озеро». Это был большой и современный ресторан в загородной зоне, довольно далеко от Дона, но почти на самом берегу искусственного озера, где когда-то, давным-давно, был песчаный карьер. А когда нужное количество песка выбрали, огромную яму затопили ледяные ключи, бьющие из-под земли. Так и образовалось озеро, которое и дало название заведению, хотя оно скорее было не голубым, а серым. Вода, конечно, ледяная, родниковая, мало охотников купаться находилось даже в жаркий солнечный день. Но сидеть на воздухе, у воды, было хорошо, и они заняли беседку на берегу. Цифра сидела во главе стола, как королева. Справа от неё сел Берц, напротив – Лопух, а Гвоздик сидел справа от Берца, на противоположном конце стола от Цифры.

– Ну, как дела? – спросил Берц.

– У меня дела всегда хорошо, – ответила Цифра. – Чего нельзя сказать о вас. Все, как дураки, попали в тюрьму. Хорошо, повезло, что сейчас не чалитесь, а сидите и шашлык заказываете…

– А родители что? – не унимался Берц.

– Ящик мне не родитель. Я его сжечь хотела, только он и сам сгорел. А мамашка, как в ковбойских фильмах: отстреливалась, а потом застрелилась. Так ей, суке, и надо!

– Почему? Они же оставили тебе наследство? – то ли спросил, то ли констатировал Лопух.

– Все мое наследство – дурные привычки, – отрезала Цифра.

– Да-а-а. Как жить думаешь? – спросил Берц.

– А ты мне что, папа? – ответила Цифра. – Или хочешь меня на содержание взять? Так у тебя таких денег нет!

– Да ничего я не хочу, – ответил тот. – Просто так спрашиваю.

– Просто так серьёзные люди языком не метут, – сказала Цифра. И была права, как будто это она волокла срок в зоне, а не Берц. Тому даже возразить было нечем.

– Слушай, – Берц понизил голос. – А у тебя оружие есть?