– Нет, – сказал Босой. – Это случайность. Да и пацаны ваши – они же вопросов никаких не решали, это мелочь, солдаты. Кто с ними по-серьёзному мог разбираться? Наши там жителей окрестных домов расспросили, они все в окна видели. Ваши пацаны сами виноваты! Девчонку на улице схватили, потащили в машину, ну а кто-то из случайных прохожих вмешался… Свидетели и девку запомнили, и прохожего…
– Случайный прохожий, говоришь? – усмехнулся Лебедь. – Вадик с Борисом – парни серьёзные. Они пятерым головы поотрывают, а тут с ними, как с курами перед праздником, обошлись…
Босой помолчал немного. Картина была ясной: москвичи быковали, беспредельничали, нарвались на проблемы, в которых сами виноваты. Но их боссы не хотят ничего ни слушать, ни понимать. В принципе разговор заходит в тупик и может кончиться стрельбой, а этого, конечно же, допустить нельзя.
– Давайте выпьем за ребят! – Босой поднял запотевшую рюмку. А когда все выпили, сказал:
– Мы весь город перевернем, но найдем, кто это сделал!
Абай, сидящий рядом с Фомой, улыбнулся:
– Если собаки чабана хорошо охраняют отару от волков, но, спустившись в деревню, задавят там пару куриц, будет ли их хозяин за это строго наказывать?
– При чём здесь собаки, при чём здесь курицы? – сварливо сказал Босой, которому надоело толочь воду в ступе. – Что получилось, то получилось. Люди подтвердили – ваши сами виноваты.
На этом и закончилось застолье. Москвичи собирались на самолёт. Подарки они вежливо отклонили.
– Вопрос есть, – сказал Фома и отвёл Босого в сторону. – Тут у нас заказ был от тиходонской братвы. Выполнили его наполовину, так получилось. Одного только ранили, а вот сейчас вопрос встал: на мента заказ правильный был? Сходка его одобряла? Или это ваш шустряк Антон, который все на шапку нацеливается,[9]
в одиночку решил обставить? Короче, заказ этот нам кривым кажется.Босой пожал плечами.
– Про прямые и кривые заказы я никогда не слыхал. По одному вопросу общество к Антону обратилось. Если он от себя чего добавил, так это он в своём праве, он же, небось, и денег отстегнул.
– Конечно, как же без денег, – сказал Фома.
– А значит, по правилам, заказ действует и должен быть выполнен. Я так понимаю, – сказал Босой.
Может быть, если бы отношения за столом сложились по-другому, может быть, если бы Борис и Вадик остались живыми и здоровыми, тогда, может быть, Босой сделал бы и другой вывод. Но сейчас он был явно недоволен москвичами и не старался это скрыть.
Уже в самолёте, когда Фома и Лебедь сидели рядом в бизнес-классе и пили виски, сглаживая неприятные ощущения от пребывания в Тиходонске, Фома сказал:
– Раз заказ подтверждён, его надо исполнять. Только ты этому, своему, уже не поручай – надежды на него нет. Надо другого спеца искать.
– Можно подумать, у меня этих спецов целый вагон, – недовольно буркнул Лебедь.
– Понимаю тебя. Но тут не я виноват. Ты взялся, твой человек тебя подвел. Кому решать вопрос?
– Да ясно, что мне! – кивнул Лебедь.
Фома сочувственно вздохнул.
– Кстати, слышал я, что никто из этих ребят коньяк дареный не пьёт. Говорят, даже выливают. Видать, боятся, что отравленный.
– Похоже на то, – сказал Лебедь. – Хотя зачем такие сложности? Если надо будет концы в воду спрятать, так пуля в затылок куда надежней!
– И я так думаю. Вот ты своему, этому… Боцману, отдай коньяк, скажи, я просил за мое здоровье выпить. Вот и убедимся: правильно они поступают или нет… Что-то мне кажется, не зря они опасаются.
– Хорошо, – сказал Лебедь. – Я всё сделаю. А пока давай еще виски накатим? Да пожрать попросим, а то я как и не обедал вовсе.
– Возражений не имею, – сказал Фома.
Мэтр Абрикосов
В далеком 1989 году Арсений Изотович Абрикосов сгорел на фальшаке. Бывает. До этого он вполне успешно подделывал старые новгородские иконы, русских живописцев середины XIX века, кое-что из советского авангарда. Был молод, зарабатывал много, гулял широко. Была бригада (тогда их называли «шайками»): сам Абрикосов, эксперт (втирал клиентам, обеспечивал «легенду» и документы) и реставратор (специалист по кракелюрам[10]
).Спалились все втроем. Статья 147 УК РСФСР: мошенничество по предварительному сговору группой лиц. Времена были суровые: ни условных мер, ни домашнего ареста, ни браслета позиционирования на ноге…. Абрикос отсидел два года в армавирской «четверке» – писал портреты руководства колонии и их обширной родни, охранников, криминальных авторитетов, рисовал на заказ «живые картинки» порнографического содержания, эскизы для татуировок – купола, кинжалы, чертей, рыцарей, голых баб на метлах…