Справочник поэта

Но ведь чрезвычайно изобретательным может быть и интриган, задумавший оригинальный ход к достижению своей цели, и преступник, способный поставить в тупик самого проницательного следователя. Дело в том, что сверхсознание всегда «работает» на удовлетворение устойчиво доминирующей потребности. Утверждение о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные», справедливо только по отношению к творчеству в сфере науки, искусства и создания новых этических норм, где абсолютным императивом является доминирование духовных потребностей познания и альтруизма.

Здесь не следует впадать в одномерность. Великий художник или поэт может быть честолюбив, скуп, играть в карты. Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Важно лишь, чтобы в определённые моменты бескорыстная потребность служения человечеству овладевала всем его существом. Именно эта потребность включит механизмы сверхсознания и приведёт к результатам, не достижимым путём чисто рациональных построений. Перо гения всегда более велико, чем он сам, оно не ограничивается его временными целями, всегда идёт дальше (С. Цвейг).

Многие изобретатели отмечают, что самая первоначальная догадка возникает в виде расплывчатого образа, а не в словах или точных математических знаках. Вот как описывает Достоевский творческий процесс молодого учёного Ордынова: «… в душе его уже мало-помалу вставал ещё тёмный, неясный, но какой-то дивно-отрадньй образ идеи, воплощённый в новую просветлённую форму, и эта форма просилась из души его, терзая эту душу; он ещё робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность её: творчество уже сказывалось силами его; оно формировалось и крепло».

Зависимость феномена подсказки, непосредственно провоцирующего озарение, от мотивационной доминанты объясняет, почему именно потребности бескорыстного познания, стремления к правде и красоте должны доминировать в иерархии мотивов личности, претендующей на открытие в области литературы и искусства.

Нам осталось рассмотреть заключительный этап творческого акта. То, что называют «гением», является не столько заслугой комбинации произведения, сколько характеризует способность творца оценивать только что произведённую продукцию и использовать её. На любом уровне здравое рассуждение представляет собой взаимодействие двух аспектов мысли, диалог двух голосов – фантазирующего и критического, – диалог, если хотите, возможного и действительного.

В художественном и, в частности, литературном творчестве функция отбора – самая важная. Согласно Достоевскому, творчество поэта начинается с сильного впечатления. Душа поэта «… есть тот самый рудник, который зарождает алмазы и без которого их нигде не найти. Затем уже следует второе дело поэта, уже не такое глубокое и таинственное, а только как художника: это, получив алмаз, обделать и оправить его».

Очень близкие к Достоевскому представления о двух основных этапах творческого акта – порождении замысла и его художественном оформлении – разделял А. С. Пушкин, подчеркнув существенное различие между “восторгом” и “вдохновеньем”. Вдохновение, – писал Пушкин, – есть расположение души к живому принятию впечатлений, следовательно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных. Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии. Критик смешивает восторг с вдохновением. Нет, решительно нет. Восторг исключает спокойствие, необходимое условие прекрасного.

Восторг не предполагает силы ума, располагающей частями в их отношении к целому. Можно предположить, что в состоянии «восторга» художник утрачивает критичность к своим собственным озарениям. Кроме того, здесь примешивается, пусть неосознанно, социальное любование собой, оттесняя идеальную потребность в Истине и Правде.

В какой мере этот процесс сопоставим с художественным творчеством, существует ли в последнем критерий практики? Мы полагаем, что да. Это – практика общественного потребления художественных произведений, их сопоставления с действительностью. Подлинное мерило таланта в том, насколько мир, созданный автором, уникален, неповторим и, что ещё важнее, насколько он достоверен. Верность правде жизни настолько же необходима искусству, насколько объективная истина служит высшим судом результатов научного творчества. «Нельзя изобретать и выдумывать всё, что угодно, – предупреждает Габриель Гарсия Маркес, – поскольку это чревато опасностью написать ложь, а ложь в литературе даже опаснее, чем в жизни». Внутри кажущейся свободы, предоставляемой творчеством, действуют свои строгие законы.

Творения разума продолжают жить как бы собственной жизнью. Мыслитель, формулировавший плодотворную идею, давно умер, а идея развивается, обогащается, трансформируется его последователями на протяжении многих столетий. В книгах и произведениях искусства новые поколения находят нечто не замеченное и не оценённое их предшественниками. «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья убежит…» (А. С. Пушкин).