Спрятанные реки

Последние несколько дней были очень трудными, о чём честно предупреждал путешественник из видеоблога. Говорил: тем, кто пройдёт от Бургоса до Леона и дальше, до Асторги, сам чёрт не брат. Мы с Соледад к тому же заплутали – у Мансильи ошиблись поворотом и вышли к забору настолько унылого вида, что мне показалось, я в России. А Соледад – что в Аргентине. Пришлось возвращаться. Намотали два лишних километра, а это у пилигримов вызывает самую настоящую ярость. Соледад явно расстроилась…

Допишу позднее, тут происходит что-то непонятное.

Тем же вечером

Соледад отправилась на мессу для пилигримов, почти все ушли на эту мессу, и я была практически одна в дормитории, не считая корейца в двух левых тапках: он внезапно появляется на камино и так же внезапно исчезает. Дормиторий – большой спальный зал при бенедиктинском монастыре, церковный альберго, где вносишь небольшое пожертвование и пользуешься всеми земными благами вроде стиральной машины и койки с одеялом. Одеяла дают далеко не в каждом альберго, а по ночам в Испании совсем не жарко – мне в итоге пригодились и спальник, и куртка.

Я собиралась просидеть с дневником не меньше часа, как вдруг услышала какой-то шум в коридоре. Громкие голоса, смех – знакомые голоса, знакомый смех… Выглянула – и увидела парочку, которая шла обнявшись: ни дать ни взять пьяные матросы. Но стоило присмотреться внимательнее, стало понятно: мужчина с трудом переставляет ноги, женщина буквально тащит его на себе. Женщина сильная, статная – рабочий и колхозница в одном флаконе. Женщина глянула на меня – и превратилась в Беллу, швейцарскую официантку, которой следовало быть уже где-то в пригородах Сантьяго. Мужчина улыбнулся – и стал англичанином Джо без обручального кольца.

– Девушка с ногой, добрый вечер! – сказал он мне, всё так же чеканно отбивая каждый слог. А вот шаг ему чеканить не удавалось – он шёл, как андерсеновская русалочка по земле: гладкий пол дормитория был для него хуже колючей проволоки.

Джо стёр ноги до мяса на второй неделе – он слишком резво пустился в путь, проходил по тридцать километров в день (я такое даже представить себе не могу!). Пару раз не просушил обувь после ливня, испортил кожу хлопчатобумажными носками (шерсть, только шерсть!), и ноги отплатили своему хозяину по полной программе. Кожа просто сползла с них, и ступни сочились кровью, как у бедненького святого Варфоломея.

В Леон его привезли на машине из Бургоса – Джо должен был встретиться здесь со своими друзьями, начинающими пилигримами, решившимися на «половинку пути». В итоге те друзья, поохав и поахав над ним, отправились в паломничество – сейчас они, скорее всего, приближаются к Сантьяго, а бедный Джо заново учится ходить на только-только покрывшихся нежной кожицей ступнях. Паломничество, конечно, закончилось: поездка на машине – это непростительный грех, сказал Джо. Видно, что он много времени провёл в монастыре.

– Теперь и я мужчина с ногой, – грустно пошутил Джо.

– Тогда уж с ногами.

Белла недовольно глянула на меня – и, по- свойски, на Джо. Так хозяйски оглядывают принадлежащую тебе вещь – добротную, совсем недавно купленную и ещё не успевшую слиться с интерьером в единое безликое нечто. Белла (в крещении, если я правильно помню, Августа) пришла в Леон неделю назад. У неё не было ни одной мозоли – она с гордостью показала мне свои ноги в резиновых шлёпанцах, действительно совершенно гладкие, непилигримские. Монашки рассказали ей про бедного англичанина, который лежит здесь уже несколько дней и пьёт по бутылке красного вина для скорейшего исцеления.

– Как истинно православный человек, я не смогла оставить его здесь в одиночестве.

Истинно православный человек Белла в компании с Джо исправно посещает все католические мессы.

– А разве можно? – спросила я.

Мы к тому времени сидели в лазарете: я и Соледад на стульчиках, швейцарка – в ногах больного.

– Я спрашивала батюшку, он благословил.

– Джо, а ты католик?

Он был дважды крещённый еврей-агностик. Сирота, попавший в приют, носил иудейскую фамилию, потом его усыновила истово верующая католичка, а когда она умерла, опекунство над мальчиком оформила семейная пара – слабослышащий мужчина и слабовидящая женщина.

– Но Бога они видели и слышали невероятно чётко! – улыбнулся Джо. – И заново крестили меня в англиканской церкви.

Агностиком он стал в юности, в храмах бывал только по эстетическим причинам – в мире, по мнению Джо, есть острая нехватка красоты.

– Неудивительно, что Господь Бог снял тебя с дистанции, – пробурчала Соледад, но Джо её, к счастью, не услышал.

– Соледад – бывшая монахиня, – говорю я просто для того, чтобы что-то сказать. Мне хочется произвести впечатление, и это так по-детски! Вот что у меня есть, бе-бе-бе, со мной по камино шагает бывшая монахиня, пока вы тут живёте в монастыре и на пару посещаете мессы.

– А почему бывшая? – интересуется Джо.

– Так сложилось, – Соледад не хочет об этом говорить, и все поспешно переходят на другие темы: идут, как через рельсы, когда вдали уже виднеется поезд.